Э. Дж Пирс - Дорогая миссис Бёрд… [litres]

– Билл не хотел портить праздник. Сказал, что найдет тебя и все уладит.

Каждое слово было для нее мучением, но она еле слышно заговорила вновь:

– Вот тогда он и погиб. Он искал тебя.

Я думала, что мир рухнул в ту черную субботнюю ночь. Что уже случилось самое страшное.

Я ошибалась.

Я плакала, сидя на железном стуле, не зная, что сделать, чтобы искупить вину. Я готова была тысячу раз просить прощения, но это было бессмысленно. Едва я попыталась что-то сказать, как раздался ее голос, тихий, ровный:

– Замолчи.

Сзади послышались шаги медсестры.

– Я вернусь, когда тебе станет лучше, и мы поговорим.

Банти смотрела на меня, и в ее глазах была вся скорбь этого мира.

– Не хочу тебя видеть. Не приходи ко мне больше.

И отвернулась.

Сестра сказала, что время вышло, и я медленно поднялась со стула.

– Прости меня, – прошептала я снова. Крупные слезы катились по изуродованному лицу Банти.

Сестра поторопила меня.

А Банти ничего не ответила.

Больше всего сейчас я хотела снова пойти к Банти, игнорируя ее слова, объяснить, что произошло между мной и Биллом, и все исправить. Ее изломанное, измученное тело на больничной койке постоянно стояло перед глазами. Хуже всего были ее слова, которые я повторяла снова и снова – Билл погиб, когда искал меня.

Можно было понимать это, как угодно, но на самом деле это значило одно – в его смерти виновата я.

Миссис Тэвисток, дождавшись меня и увидев, что, покинув палату, я побелела, как простыня, заключила, что я потрясена тем, как сильно пострадала ее девочка, на что я ответила, что Банти не хотела разговаривать, что лишь отчасти было правдой. И если миссис Тэвисток не возражает, я пройдусь немного, подышу свежим воздухом и затем отправлюсь домой. Взяв меня за руки, та похвалила меня за помощь, назвав умницей и заверив, что скоро все переменится к лучшему, а я почувствовала, что сейчас опять разрыдаюсь.

Я опрометью бросилась прочь из больницы, сбежав вниз по лестнице, не обращая внимания на недовольные окрики персонала, промчалась мимо регистратуры, пока не оказалась в спасительной уличной тьме. Меня вырвало.

Миссис Тэвисток, добрая душа, не знала свою внучку так хорошо, как я. Банти действительно не желала меня больше видеть. Я, конечно, могла делать все, что угодно, но она все равно меня ненавидела. Спустя некоторое время миссис Тэвисток известила бы меня, что Банти не хочет, чтобы ее навещали, только и всего.

Рядом с больницей было маленькое кафе, открытое для тех, кто работал допоздна, и перед тем, как сесть в автобус, я решила выпить крепкого чая, так как ноги едва держали меня. В кафе было тепло и пахло фаршем и карболкой – довольно уютное место.

– Юная леди хорошо себя чувствует? – раздался дружелюбный голос человека за стойкой. Ему было за пятьдесят, он носил роскошные усы и говорил с сильным акцентом.

– Вы совсем зеленая, а я из Чехословакии, – добавил он, давно привыкший к тому, что каждый видел в нем потенциального врага.

– Все хорошо, спасибо, – быстро ответила я, надеясь избежать дальнейших вопросов. Мое самообладание висело на волоске, и если бы он проявил чуть больше сочувствия, я бы точно не выдержала. – Чашку чая, пожалуйста.

– Конечно, садитесь. Я принесу вам сладенького. – Он подмигнул мне, указав на маленький столик в углу.

Я попыталась сказать «спасибо», но вместо этого икнула, и он отечески помахал мне чайным полотенцем. Интересно, сколько людей, чьи жизни в одночасье навсегда изменились, шли из больницы прямо в его кафе?

Мой новый друг что-то напевал себе под нос, заваривая самый крепкий чай из всех, что я пила после начала войны, и принес мне чашку вместе с ломтем инжирного рулета на блюдечке и запиской, гласившей: «За счет заведения. Оставайтесь, пока щеки не зарумянятся».

Помешивая чай, я изучала цветастые плакаты, которыми были оклеены окна. Один призывал сажать картофель, второй – вкладываться в облигации. Оба утверждали, что так вы внесете свой вклад в общую победу. На третьем красовались девушки в разных униформах и надпись «Труд ради победы».

Мешая чай, я думала, что делаю все, что угодно, кроме труда ради победы. Мой добрый друг все так же пел незнакомые мне песни приятным баритоном, который в иное время бы хорошо зазвучал в хоре. Вместо этого он был здесь, бесплатно поил чаем незнакомку и предупреждал людей о том, что он из Чехословакии, чтобы избежать недоразумений.

Мир был болен, мир сошел с ума.

Я уныло потягивала чай, почти что опьянев от его непривычной сладости. Неясно было, что делать дальше.

Мы с Банти ссорились очень редко и каждый раз мирились, всегда мирились, просто поговорив по душам. Мы дружили всю жизнь, поклявшись друг другу, что так будет всегда. И вот теперь Банти думала, что ее лучшая подруга виновна в смерти ее жениха. Это было чудовищно, невыносимо.

На столике напротив, в уголке, кто-то оставил сегодняшние газеты и пару журналов. «Женского Дня» среди них не оказалось, но я вспомнила о том, что меня ждала работа. Какая горькая ирония – я пыталась давать кому-то советы, как им жить, сама же превратила свою собственную жизнь в настоящий кошмар. Решись я написать к нам в редакцию, миссис Бёрд бы меня точно не пощадила.

Открыв сумочку, я вытащила свой верный блокнот, в который всегда записывала то, что могло пригодиться при ответе на очередной непростой читательский вопрос. Сейчас же я хотела понять, что мне следует сказать Банти, как сделать так, чтобы она выслушала меня при нашей следующей встрече. Или написать ей письмо, которое она прочтет, когда сама того захочет.

Никакого плана у меня не было, но стоило с чего-то начать, даже при отсутствии подходящих слов. Разве можно было сдаваться сейчас, когда она больше всего нуждалась в друзьях?

Дорогая Банти, – написала я.

Не знаю, с чего начать, и не знаю, что сказать, но если ты не хочешь, чтобы я тебя навещала, я надеюсь, что ты хотя бы прочтешь это. Я очень хочу, чтобы ты знала – я все время думаю только о тебе и надеюсь, что вопреки всему, что случилось, у тебя все будет хорошо.

Знаю, как ты страдаешь и что потеря Билла не сравнится с телесной болью. Мне трудно о нем говорить – должно быть, ты меня ненавидишь. Никаких слов не хватит, чтобы сказать тебе, как я сожалею об этом. Моих извинений недостаточно, чтобы загладить свою вину, и на бумаге все это выглядит совсем не так, как мне бы хотелось.

Билл сказал тебе правду. Мы поссорились не из-за каких-то там глупостей, а из-за того, что я наговорила ему всяких гадостей про его геройство на вызовах и то, как он порой рискует. Банти, я просто дура. Я все испортила, и когда я попыталась извиниться, вышло еще хуже. Я очень боялась, что Билл покалечится, но не стоило в нем сомневаться. Он знал, что делал, и был в своем деле лучшим. Все это знали. А я подвела вас обоих.