Э. Дж Пирс - Дорогая миссис Бёрд… [litres]

А что же Банти? Налила мне виски с содовой, назвав Эдмунда паршивым дураком, которому никогда не найти кого-то лучше, чем я. Ни секунды не сомневаясь, она безоговорочно приняла мою сторону. Как и подобает самой лучшей в мире подруге.

– Дура, – выругала я себя шепотом, а затем уже громко, – дура ты набитая.

Если бы за слабохарактерность и нытье давали призы, я легко взяла бы первый. Бедный Билл. Бедная Банти. Бедные все. Бедная я. Смешнее всего было то, что Банти жива, и остается моей подругой, и как бы ни были плохи дела, она бы не опустилась до мрачной хандры. Она бы не стала сдаваться.

Мне следовало вернуться в Лондон и работать. Только так можно было вырваться из этого круга отчаяния. Мама и папа должны были понять это. В конце концов, мне повезло.

Я слезла с качелей, вернулась в дом и отправилась к себе наверх собирать вещи.

Вернуться одной в лондонскую квартиру было для меня первым испытанием. Когда я открыла дверь и включила свет, был уже почти вечер. Все в комнате было таким же, как в день отъезда, но в то же время совершенно изменилось. Тишина и покой царили в холодной, опустевшей гостиной. Мама убрала все поздравительные открытки и подарки для Билла и Банти. В гостиной было невыносимо чисто, нетронутыми остались лишь мой ящик для письменных принадлежностей и печатная машинка на тиковом столике, где мы с Банти обедали и я тайком от нее, пока она была на работе, писала ответы читательницам.

В моей комнате была спрятана пачка свежих писем, заняться которыми я собиралась как можно скорее, но не сейчас.

Поставив чемодан у дивана, я подошла к окну, раздвинула занавески и распахнула его, в надежде, что весенний ветер принесет немного свежести, но стало еще холоднее. Чуть поколебавшись, я закрыла окно.

Совсем недавно я думала, что отвечать на письма – мое призвание, но слова Банти занозой засели в сердце.

Возомнила, что сможешь давать советы незнакомкам, которые вам пишут, но и это не вышло? Не стоило тебе вмешиваться.

Она была права. В «Женском Дне» я занималась непонятно чем. Вместо того, чтобы носиться с этими письмами, стоило помогать фронту. Всю прошлую неделю я думала, как это сделать. Можно было вступить во вспомогательные воздушно-транспортные войска, хотя я и не умела управлять самолетом. Или в женские вспомогательные ВВС, обучаться работе оператора радиолокационной станции. Или пойти на курсы мотокурьеров. Были и другие варианты, но про них я почти ничего не знала, намереваясь посоветоваться с капитаном Дэвисом.

Чем бы я ни занялась, это было бы стократ полезнее того, что я делала сейчас, и мне не пришлось бы беспомощно смотреть на то, как пожарные спасают людей или ждать чьей-то помощи, чтобы меня пропустили к пострадавшим. Хватит с меня бесполезной работы. Капитан Дэвис, конечно же, поможет мне с курсами. Не хотелось больше тратить время на ерунду.

А пока стоило из кожи вон лезть, работая в редакции. Браться за любую работу и делать все, что ни попросят.

Нужно было начинать все заново, и это прибавило мне решимости.

Завтра я должна была вернуться в «Женский День», но перед этим меня ждало нечто куда более важное. В первый раз с той ночи в «Кафе де Пари» я собиралась навестить подруг на пожарной станции Чарлвуд-стрит. Я чувствовала, что меня пробирает дрожь.

– Ну, давай же, Лейк, соберись! – приказала я себе вслух.

Пухлый бар-глобус в углу призывно манил меня. Там было полно выпивки, а ночь обещала быть длинной. Но пить я больше не собиралась.

– Нет уж, хватит, покорнейше благодарю.

Затем я прошлась по комнатам, включив везде свет, и просто так, безо всякого повода, просто чтобы не сидеть и не думать ни о чем, отдраила каждый дюйм безупречно чистой квартиры.

Утром в половину седьмого не спав ни минуты, я помылась и надела самую опрятную одежду. Меня ничуть не пугал визит в редакцию, но встреча с Роем, друзьями Билла и девочками – совсем другое дело. Чем дольше я его откладывала, тем хуже мне становилось, и едва стервятники Люфтваффе оставили Лондон в покое, без сомнения, гонимые назад в свою Германию нашими пилотами, я надела пальто, натянула берет до самых ушей и нырнула во тьму улиц, навстречу капитану Дэвису и пожарной части.

Все бригады с Чарлвуд-стрит были на вызовах, и во дворе было пусто. Почти всю дорогу я бежала, чтобы не попасть под начинающийся дождь, и теперь переводила дух и приводила себя в порядок перед тем, как попросить у капитана перевод на постоянную работу. Я даже не знала, у себя ли он – капитан мог поехать на вызов с любой бригадой, но была настроена решительно. В квартире я чуть с ума не сошла от тоски. С этим надо было кончать.

Стянув берет, я стояла, тяжело дыша, и облачка пара таяли в холодном воздухе. В первый раз я пришла сюда с той злополучной ночи. Вторая смена заканчивала работу. Тельма, Джоан, малышка Мэри и кто-то, кто подменял меня. Я сглотнула. Надеюсь, это была не Вера.

Даже если ее там не было, будет нелегко. Меня, конечно, тепло встретят, да только незаслуженно. И еще хуже то, что все они тоже поражены горем. Раньше я думала только о Банти, миссис Тэвисток и Билле. И – самовлюбленно – о себе. Но не о друзьях Билла. А ведь в нашей части в нем все души не чаяли.

Глубокий вдох. Ты справишься, Лейк.

– Не вешать нос, запрягай, Лейк, – сказала я вслух. Выше нос, плечи назад. Будут спрашивать, как там Банти – отвечу, что у нее все Просто Замечательно.

Я вошла с торца, миновав отсыревшую стену, где все ставили свои велосипеды, шагнула на крутую, темную лестницу. Сердце трепыхалось в груди, как глубоко я ни дышала.

Час назад дали отбой воздушной тревоги, и как я и рассчитывала, с первыми лучами зари девочки все еще были в диспетчерской, на этот раз принимая сообщения от жителей Пимлико, попавшим под налет этой ночью. Сейчас звонили те, чьи родные были под завалами, чьи дома вот-вот готовы были рухнуть или сгореть в беспощадном огне пожаров, что возникали словно из ниоткуда, когда уже казалось, что все самое страшное позади.

В диспетчерской все было как и прежде – телефоны и блокноты на столах, карта вызовов на стене, где отмечалось местоположение бригад, большие часы у двери, отсчитывавшие время до конца смены. Джоан была на телефоне, что-то лихорадочно записывая, а Тельма и Мэри делали пометки в списке вызовов. Их было только трое.

Стоило мне войти, как Тельма и Мэри подняли головы, немедленно встали, заскрипев стульями. Мэри в нерешительности взглянула на Тельму, но та уже летела мне навстречу, пытаясь изобразить подобие утешительной улыбки из рода «все-будет-хорошо». Моя ответная улыбка, должно быть, выглядела так же нелепо.

– Привет, – сказала я, и Тельма стиснула меня в объятиях.

– Девочка моя, – повторяла она дрожащим голосом, зарывшись лицом в мои волосы, – бедная моя девочка.