Димфна Кьюсак - Солнце – это еще не все

– Он уехал из Хорватии в тысяча девятьсот тридцать четвертом году, так как был связан с усташами, убившими короля Александра. Он переехал в Германию и в Мюнхене прошел специальную подготовку в эсэсовской военной школе.

Завязанными руками фон Рендт ударил себя по коленям.

– Да, я учился в Мюнхене! Но я никогда не служил в эсэсовских частях. Я немец и служил в армии и сражался за свою страну, выполняя приказы командования так же, как и вы, Мартин. Я никогда не воевал ни в Югославии, ни в Италии. Всю войну я провел в России на Ленинградском фронте.

Бранкович взглянул на Мартина с иронической усмешкой.

– Как странно, что все немцы, которых я здесь встречал, сражались только на русском фронте и нигде больше. Его соучастники в преступлениях, – продолжал Бранкович, как будто Карл его не перебивал, – были либо убиты, либо осуждены в Нюрнберге, в Италии или Югославии. А ему удалось бежать. Мы увозим его в Европу, чтобы он получил справедливое возмездие, которого он избежал двадцать лет назад.

– Мы? Вы говорите «мы» так, словно вы закон! – раздраженно сказал Мартин.

– Мы орудие правосудия, члены международной организации «Те, кто никогда не забудет», поклявшиеся не успокаиваться до тех пор, пока ни один военный преступник не останется безнаказанным. Быть может, вы слыхали о нас?

– Я читал об убийстве человека в Монтевидео, совершенном членами этой организации.

– Казнь не убийство, – сурово поправил его Курт.

– Правильно, но только в том случае, если суд был законным. А его, по-видимому, ждет не суд, а какое-то издевательство над правосудием.

– Он будет предан суду, имеющему все законные полномочия, такому, как в свое время Эйхман. Если бы вам пришлось судить Эйхмана, разве вы бы вынесли иной приговор?

– Нет.

– Тогда почему же вы так заботитесь об этом человеке?

– Тут совсем другое дело: Эйхмана судил израильский суд, и весь мир следил за его процессом.

– Весь мир будет следить и за процессом этого человека. Мы хотим, чтобы весь мир узнал о его преступлениях. Мы хотим, чтобы все узнали, что такие преступники, как он, рассеяны по всем уголкам вашего свободного мира; люди, запятнавшие себя чудовищными преступлениями. Люди, которым вы покровительствуете.

– Если вы действительно верите в то, что говорите, передайте его полиции. Вы находитесь в демократической стране. Предъявите свои обвинения. Потребуйте его экстрадиции.

– Вопрос о его экстрадиции ставился не один раз.

– Кем?

– Правительствами наших стран.

– Тогда почему же его не выдали?

– Потому что ваше правительство отказалось это сделать, как вам, разумеется, известно.

Мартин сердито сжал губы.

– Что бы вы ни говорили, я не могу отделаться от мысли, что это случай личной мести.

– Не отрицаю, что наши действия носят отчасти личный характер. Чтобы посвятить свою жизнь поискам одного человека, надо иметь глубоко личные причины. У Марии пытали и убили всех ее близких, как и у меня. У Курта есть свои причины. Кроме того, зверства были совершены на территории наших стран, и комиссия по делам военных преступников квалифицировала их как «преступления против человечности». Вот почему мы требуем правосудия.

– Постарайтесь понять, – спокойно проговорил Кеппель, – если бы не наша клятва, то кто-нибудь из нас убил бы его сразу, как только нам удалось его выследить.

Фон Рендт задергал головой.

– Он немецкий коммунист, Мартин. Предатель!

– Это верно? – спросил Мартин.

– То, что я немец, – да. Но я не коммунист.

– Тогда почему вы связались с этими людьми?

– Я хочу доказать, что не все немецкие солдаты были убийцами. А кроме того, у меня есть свои причины.

– Эти люди, Мартин, коммунисты! – закричал фон Рендт. – Все до одного!

– Я тоже так думаю.

Бранкович посмотрел на Белфорда и сокрушенно покачал головой.

– Вы умный человек, мистер Белфорд, и вместе с тем вы слишком легковерны. Я уже достаточно пожил в этой стране и знаю, что коммунистами тут называют всех, кто борется с нацизмом. Вы пожилой человек и помните, как в тридцатых годах называли всех противников Гитлера. Мы не коммунисты. Если бы мы были коммунистами, мы бы жили каждый в своей стране и помогали бы создавать там коммунистическое общество.

И неожиданно для самого себя Мартин поверил ему. Он сказал, взвешивая каждое слово:

– Я хочу, чтобы вы правильно меня поняли. Я всем вам искренне сочувствую. Я решительно осуждаю то зло, какое было причинено вашим близким, но вместе с тем я убежден, что ваши страдания и ваши двадцатилетние поиски сделали вас одержимыми; вот почему вы принимаете невинного человека за того преступника, искать которого у вас есть все основания. История правосудия полна случайных совпадений, основанных на ложном сходстве.

– Вас трудно убедить.

– Я юрист. Если бы я был судьей и вы бы обратились ко мне с этим делом, я бы в первую очередь спросил вас, почему вы не используете законные пути для передачи его суду в Западной Германии?

Выражение лица Кеппеля изменилось.

– Либо вы плохо информированы, либо вы просто не хотите этого знать. Западногерманские суды всех инстанций заполнены бывшими нацистами. Вы юрист, мистер Белфорд, и следили за Нюрнбергским процессом, и вам следовало бы иметь «Коричневую книгу» [36]. Но, очевидно, ее у вас нет. Фамилия, номер нацистского билета, занимаемая теперь должность, адрес – все это можно найти в библиотеке любой крупной газеты мира. А какой приговор могут вынести западногерманские суды? Недавно в Брауншвейге судили четырех эсэсовцев, виновных в убийстве более десяти тысяч человек. Их приговорили к четырем-пяти годам тюрьмы! Несколько месяцев назад эсэсовец, виновный в массовых убийствах в Италии, – кстати, он был приятелем этого человека, – был освобожден под залог в шестьдесят тысяч фунтов стерлингов с лишним. Откуда у него такие деньги? Мы знаем откуда – от тайной нацистской организации, которая внесет залог и за этого человека, ведь у него много друзей среди бывших нацистов, занимающих сейчас высокие должности, – гитлеровских судей, гитлеровских адвокатов, гитлеровских чиновников. К тому же фон Липах из богатой семьи… Нет, мы не такие дураки! Двадцать лет мы искали этого человека, так же как израильтяне Эйхмана.

– Одно я знаю твердо, – возразил Мартин. – В нашей стране такие вещи случиться не могут.

– Вы в этом уверены? – Бранкович изумленно поднял брови. – Для юриста вы слишком наивны.

Элис почувствовала приступ тошноты. Она инстинктивно кинулась к двери. Морской бриз охладил ее пылающее лицо; она оперлась о перила причала и стала глядеть на отражение бортового огня «Керемы», которое извивалось, точно зеленая змея по воде, и на кружевные полосы пены на крохотном песчаном пляже.