Вера Колочкова - От всего сердца [litres]

– Ну вот, давно бы так… – тихо проворчала Юлька. – И нечего убиваться, подумаешь… Гриша твой еще сто писем тебе напишет…

– Да, но он же будет переживать, почему я не ответила! А я адреса не знаю!

– Так ведь узнать можно, наверное…

– Где? Ты знаешь, где узнавать? Куда идти?

– Нет… Но можно пошарить в интернете… Подумаешь, проблема! Это что, государственная тайна, что ли, в какой колонии человек сидит? Ну хочешь, я все узнаю, а потом вместе с тобой туда схожу? Что, им адреса жалко? Можно же объяснить, что просто письмо потеряли…

Даша смотрела на них распахнутыми от ужаса глазами, потом опустила голову, снова заплакала.

– Дашунь, хватит… – осторожно погладила ее по плечу Юлька и требовательно глянула на подругу: – Варь, ну скажи ей!

– Даш, ну все, успокойся… Не плачь, моя хорошая… Ты и впрямь не виновата, просто я… Очень расстроилась, ты пойми…

Даша хотела что-то сказать, но вдруг заплакала еще горше и проговорила, надрывно всхлипывая:

– Мне… мне папу жалко… Он будет от нас письма ждать, а мы… Это все из-за меня, я знаю…

Сидящий на коленях у Юльки Мишка тоже заревел, глядя на сестру. Юлька проговорила нараспев, с укором глянув на Варю:

– Ну все, развели всемирный потоп… Дашка, хоть ты прекрати плакать! Вон Мишку перепугала! Слышь, ну хватит, Даш…

– Все, я больше не буду, теть Юль… – распрямила спину девочка, героически сдерживая слезы.

– Вот и правильно, вот и не надо… У нас в детдоме вообще плакальщиков не уважали, например! Знаешь, как иногда хотелось поплакать? Да и было из-за чего… Но мы никогда с твоей мамой не плакали. Правда, Варь?

Варя кивнула головой, улыбнулась грустно. Потом проговорила тихо, будто извиняясь:

– Они же не в детдоме, Юль… Зачем их пугать…

– А я пугаю, что ли? – распахнула глаза Юлька, спуская с рук успокоившегося Мишку. – Да если вспомнить, как нас с тобой пугали… Чего уж сравнивать-то…

Они замолчали, глядя, как Мишка самозабвенно катает машинку по полу, как фырчит воображаемым моторчиком, смешно вытянув пухлые губы. Варя протянула руку, ощупала ладонью лоб мальчика.

– Мне кажется, он горяченький, Юль…

– Да не выдумывай! Он же поплакал немного, вот и разогрел сам себя. Слишком уж ты мамашка мнительная, Варь. Вечно тебе что-то мерещится. Сколько раз тебе говорила: трясись над детьми поменьше! Над нами вон не тряслись, и ничего, выросли!

– Ну да… Выросли грибы-поганки вместо крепких опят…

– Ну уж, знаешь! Я себя поганкой уж никак не считаю! И ты… Какая ты поганка? Ты ж у нас просто красавица, помереть не встать! Вон твой Гриша как увидел тебя, сразу голову потерял! И не твоя это вина, что все так получилось… И что свекровь у тебя такой дурой и злыдней оказалась…

Варя сидела с отрешенным выражением лица, казалось, она вообще не слышит, что говорит Юлька. Потом подняла на нее глаза, исполненные привычного уже отчаяния, спросила тихо:

– А вдруг у меня детей заберут, Юль?

– Кто заберет?

– Опека… Я ведь завтра практически на улице окажусь… Завтра квартирная хозяйка придет и выставит меня из квартиры. Да, может, она уже сегодня придет! Она ж сказала, чтобы завтра к утру нас тут не было, что утром она будет другим жильцам квартиру показывать! Тем, которые платежеспособные!

– Да она тебя просто на понт берет, Варь! Чтобы ты денег срочно раздобыла и ей долг отдала!

– А если нет? Если она впрямь нас выгонит? Куда я пойду, Юль? Хотя мне батюшка в церкви сказал, что я могу в комнатке при храме пожить, но ведь я не могу там надолго остаться! Это уж если совсем-совсем некуда… Ну, проживем там с детьми три дня, неделю… А потом? Куда я пойду?

– Ко мне пойдешь! – решительно рубанула рукой воздух Юлька.

– К тебе? В коммуналку? Ты что, смеешься? У тебя комнатка восемь метров всего, как мы там все поместимся?

– Да поместимся как-нибудь! Я где-то читала, что раньше в коммуналках большими семьями жили, и все как-то помещались, хоть и в маленьких комнатах… И мы поместимся, ничего!

– А соседи? Что твои соседи по коммуналке скажут? Да они же сразу завопят, что мы без прописки! И жаловаться побегут! Я ж знаю, какая у тебя с ними война…

– Ну да, война… Но ведь не я эту войну затеяла, Варь. Они ведь даже не познакомились со мной толком, а сразу в позу встали. Особенно одна тетка там есть… Настоящая зверюга. Собрала всех на кухне и заявила: нам тут еще филиала детдомовского не хватало! Сейчас, мол, тут проходной двор будет, надо дополнительные замки в двери вставлять! Еще и петицию какую-то накатала, подписи со всех собрала… Сука злая…

– Не ругайся, Юль… Дашка же слышит…

– А я не ругаюсь. Между прочим, сука – это литературное слово. Вот если бы я эту стерву по-настоящему обозвала… И у тебя бы уши в трубочку свернулись, ты ж меня знаешь.

– Да уж… Знаю, конечно… И тем не менее, Юль. Что ж это получится, если мы и впрямь у тебя поселимся? Все так и получится, как соседка предсказывала? Мол, филиал детдомовский да проходной двор? Она же сразу побежит жаловаться…

– Ну да. Побежит, конечно. Даже спорить не буду. Побежит и будет вопить: «Я говорила, говорила, не надо селить к нам в квартиру детдомовку!» Я даже представляю себе это в лицах, будто киношную картинку вижу… Эх…

Юлька махнула рукой, сгорбилась, помолчала немного, потом заговорила уже другим голосом, в котором явно слышалась горькая нотка:

– Вот почему они такие злые, а, Варь? Ну что я им сделала, что? Разве человек виноват, что в детдоме вырос? Почему на нем всю жизнь это клеймо стоит, а?

– Да не все люди злые, Юль… – тихо возразила Варя, касаясь пальцами Юлькиной ладони. – Просто тебе не повезло, нарвалась вот на такую стерву…

– А! Тебе, можно подумать, повезло! – отмахнулась от нее Юлька.

– Да, мне повезло… Мне очень повезло. Мой Гриша, он такой… такой добрый… И умный… И понимающий… И бабушка его меня полюбила… Мне же у нее жили, ты знаешь. Жили душа в душу, можно сказать…

– Да? А почему же тогда эта добрая бабушка свою квартиру на Гришу не оформила? А? Что скажешь? Нечего сказать, да? И что же в конечном итоге получилось? Бабушка умерла, Гришу посадили, а его мамаша в наследство вступила и тебя тут же из квартиры выгнала? Нет, объясни мне, почему бабушка с вами так поступила, я не пойму? Если ты говоришь, так Гришу любила, тебя любила?

– Да что тут объяснять, Юль… Она просто Гришиной матери боялась, вот и все…

– Что, дочери своей родной боялась, что ли?

– Ну да… Моя свекровь Виктория Николаевна, она ж такая… Я ее тоже боялась. И сейчас боюсь.

– А Гриша? Он тоже боялся?

– Гриша – нет. Он не боялся. Он очень рано от нее ушел. Нет, он не скандалил с ней, не ругался… Просто ушел – и все. Как только паспорт получил. А она от этого еще больше злилась. А когда Гриша на мне женился, она на меня злиться начала, будто это я во всем виновата… Мол, как смела эта детдомовка ее сына захомутать? И на бабушку тоже злилась… А бабушка все время виноватой себя чувствовала – и перед нами, и перед Викторией Николаевной. Она ж ей все равно дочь! Оттого и квартиру не решилась на нас переписать, боялась и без того хрупкое равновесие нарушить… Не надо о ней плохо говорить, она хорошая была, правда!