София Синицкая - Сияние «жеможаха» [litres]

– Костик, что бы ни случилось, ты должен быть сильным. Если останешься без меня, рассказывай всё, как было. Расскажи, как мы хотели вернуть жеможаху, но она сошла с ума. Расскажи, как нас спас Логин Самсонович. Только не говори никому, что он её в подполе держал. Тверди, что побега не было, что мы постарались на зону вернуться, как только смогли.

– Хорошо, Гриша. Но ведь мы не виноваты! Гриша, я с тобой буду, я без тебя никуда не пойду!

– Костик, тебя поведут, не кричи, не сопротивляйся.

– Гриша, пойдём к дедушке Логину! Зачем мы от него ушли?

– Не плачь, Костик! Нам нельзя было там оставаться. Если нас у него найдут, ему будет плохо, нельзя беглых зэков укрывать. Может быть, всё и обойдётся. Разрешили бы нам вернуться, отвезли бы к Пете…

– Гриша, я помолюсь, чтобы всё было хорошо, меня дедушка научил.

– Ну хочешь – молись. Спи, не бойся.

Костик что-то зашептал в дыру в тулупе. Дыра пахла избой, подгорелой кашей и козлёночком. Это был божественный запах, Костик подумал, что так пахнет Бог.

Лодка вошла в зону лесосплава, сильное течение втолкнуло её в гущу брёвен, дальше артисты плыли, суша вёсла. Теперь от них ничего не зависело.

Впереди были сторожевая вышка и пристань, но они не могли причалить – брёвна плотно обхватили лодку и глухо, грозно стучали в борт. Послышался лай собак, по лодке пальнули. Артисты легли на дно. По небу шло стадо курчавых Остапов, мимо плыли сторожевые вышки, кто-то кричал, лодку видели, но ничего с ней сделать не могли, вода и брёвна несли её в Ледовитый океан. Вечером артистов баграми подтянули к берегу.

– Заключённый Д-147, заключённый Д-147! Мы не беглые!

Раздался смех – багром работал тоже заключённый Д-147.

В комендатуре Гришу с Костиком развели по кабинетам. Костик просидел весь вечер, продремал всю ночь на стуле, а утром за ним пришли, отняли мешок с яйцеваркой и повели на улицу. В коридоре Костик услышал, как кто-то стучит и грубо разговаривает за плотно закрытой дверью. Ему показалось, что грубо разговаривают с Гришей. Его сердце ушло в пятки, подпрыгнуло и забилось в голове. Гриша здесь! А его уводят! Костик кинулся к двери кабинета, охранник рванул его за шиворот и выволок наружу. Шёл мелкий дождь, Костик промочил ноги в первой же луже, охранник больно толкал его в спину. Костик помнил Гришин наказ не кричать и не сопротивляться, идти, куда ведут. Хлынул ливень. Охранник потащил мальчика на крыльцо какого-то барака, под навес. Это была столовая, оттуда вышли знакомые охранника, о чём-то его спросили, он отвлёкся. Под навесом столпились люди, дождь так барабанил по железной крыше, что все друг друга перекрикивали. Костик бежал, задыхаясь, не разбирая пути. Его пытались догнать, он знал, что злой охранник, если поймает – изобьёт до потери сознания. Сараи, бараки… Костик заскочил в нужник. Там, наклонившись вперёд, сидела огромная баба в ватнике и цветастой юбке. Не шевелясь, она тупо смотрела на мальчика, который тоже на неё смотрел и плакал. Послышался мат охранника. Баба усмехнулась и медленно подняла подол.

Охранник рванул дверь. Баба сидела, будто каменное изваяние, с неподвижным загадочным лицом, как сфинкс.

– Несёт меня, начальник! – прогудел сфинкс.

Охранник в сердцах так шарахнул дверью, что ветхое строеньице чуть не рухнуло.

Костик сидел, не шевелясь, под юбкой, похожей на петрушечную ширму. Вокруг кричали, бегали. Судя по всему, уже несколько человек искали Костика. Неоднократно вламывались в нужник, и всякий раз сфинкс бесстрастно повторял:

– Несёт меня, начальник!

Дождь кончился, голоса затихли. Костик вылез из-под юбки. Баба спала.

Пробираясь в сумерках к комендантскому дому, к Грише, Костик вдруг понял, что бывал в этом посёлке. Это же Печора! Где-то здесь должен быть клуб, в котором они выступали. Добрый Николай Иванович с ящичком для сахара! На лавочке бездельничал босой мальчик в компании крупной рыжей собаки. Мальчик теребил мохнатую морду, пёс рычал, изображая ярость, и ласково прикусывал мальчика за руку. Костик начал издалека, поговорил с мальчиком про акробатов и фокусников. Мальчик сказал, что приезжала опера. Вместе с псом проводил Костика до клуба. У входа толпились люди, кто-то узнал Костика и закричал: «Вот он, держи!» Костик кинулся к раскрытому окну, влез, сорвав занавеску, и побежал искать Николая Ивановича, расталкивая зэка Арлекина, зэка Панталоне, визжащих зэчек Коломбину и Франчискину: в Печоре давали комедию дель арте.

Гришины дела были плохи – требовали, чтобы он вернул товарища Иадову: куда она подевалась? ЗИС затопленный видели, а начальница сгинула! Грише очень не хотелось выдавать Логина – люди могли принести ему только зло, но пришлось рассказать, что товарищ Иадова по своей воле осталась жить в лесу в доме одинокого старика. Это был единственный способ выкрутиться. Грише, естественно, не поверили. Ждали признания, что он захватил грузовик и убил начальницу детдома. Никто не хотел искать жеможаху, следователь стремился как можно скорее закрыть дело об исчезновении ценного кадра товарища Иадовой и передать его в суд.

Гришу держали в тюремном бараке, в камере с земляным полом. Под самым потолком было пропилено маленькое окошко. Чтобы до него дотянуться, Самсону Спиридоновичу пришлось бы встать на табурет. На допросе Грише сломали руку. Он лежал на лавке, смотрел, как в окошечко бьёт солнечный луч и пляшут галактики пылинок, и повторял: «Дыра моя, дыра моя, помилуй мя!»

По ночам к нему подсаживали заключённых. Однажды Гриша проснулся и увидел в лунном свете китайца – щуплого и очень улыбчивого. Китайца подсаживали несколько ночей подряд. Он очень жалел голодного Гришу, и всё хотел его покормить сомнительной едой:

– Глиша, кушай клысу! Ай, какая вкусная клыса! Кушай, Глиша, кушай!

Потом появился черноволосый красавец с горящими глазами. Он протянул Грише консервную банку, до краёв наполненную тёплой лошадиной кровью. Гриша кровь пить не захотел, тогда красавец широко улыбнулся и в несколько глотков сам осушил банку, швырнул её в стену. Взмахивая длинными руками, красавец читал стихи. Он говорил на восточном языке, но Гриша почему-то всё понимал. Красавец познакомил Гришу со своими бабушкой и дедушкой: бабушка была необыкновенно милой и красивой – маленькая, стройная, как девочка, с огромными ласковыми глазами. Она называла внука Исмаил. Подарила Грише рукавицу, набитую кишмишем. С дедушкой пообщаться не удалось – он оказался совершенно мёртвым, с тусклыми, навсегда погасшими глазами, как у замороженной рыбы. Исмаил сказал, что дедушку отправили на лесоповал «фальшивые коммунисты». Там он сел на снег под елью и замёрз; теперь толку от него никакого не было.