София Синицкая - Сияние «жеможаха» [litres]

Полу избавили от нечисти, можно было приниматься за обед. Зондерфюрер недовольно тыкал вилкой в розовый кусок тушёнки – весь аппетит испортил Хаузен со своей Алиенорой. Потомок рыцаря вопил: «Виллих, тупая жирная свинья, ты сжёг сестру моей бабушки! Мы же хотели её спасти! Это была твоя дама сердца, идиот! Что я бабушке скажу?» Виллих робко возражал, что Алиенора хотела искупить грехи французской королевы и для этого необходимо было её сжечь. «Наоборот, я ей помог. Теперь она святая. Смотри сам – плен у коммунистов, мученическая смерть. Всё идеально сходится. Алиенора Аквитанская, выходи из ада! Вальтер, дай мне поесть. И сам покушай, ты устал. Потерпи, будь героем. Я вижу твоё будущее (Виллих упорно всматривался в миску с мутной похлёбкой) – ты получишь Рыцарский крест с дубовыми листьями! Отвлекись. Дело житейское. На войне как на войне».

В Поле, недалеко от сожжённой усадьбы, немецкий стрелковый полк занялся установкой опорного пункта артиллерии, закрытых огневых позиций – солдаты рыли окопы, устраивали щели для пулемётов, маскировали орудия. Виллих и Хаузен во главе хорошо вооружённого отряда отправились изгонять дьявола и искать покушать в соседние деревни.

В Замошку Виллих въехал на башне танка, недвусмысленно обхватив ногами в трофейных валенках грозно торчащее дуло. Был прекрасный день, новгородский Морозко покрыл деревья белым убором, поэтически настроенный Виллих думал, что все эти чудные ёлочки и берёзки – его невесты. На губной гармошке играл любимую песенку:

В госпитале был тихий час. Верка читала «Весёлых чертёжников» – составляла по ним урок для своего воображаемого маткружка. Надька дремала после бессонной ночи – у раненого и вдобавок простуженного Лившица был жар и бред. В русской печке шипели чугунки с преющей крупой, на плите в кастрюле бурлил кипяток. В избе висел пар, сквозь узоры на стекле било мягкое зимнее солнце.

Совершенно неожиданно на пороге госпиталя нарисовались Виллих и Вальтер Хаузен. Санитарки окаменели от ужаса. Зондерфюрер подкатился к Верке, выхватил у неё из рук «Весёлых чертёжников», пролистал книжку и заявил, что это гримуар. [19] Колдовская книга. Виллих отвратительно учился в школе, понятия не имел о биссектрисах и подобных треугольниках, для него всё это были колдовские знаки. «Хексе! [20] Ведьма (нем.). » – крикнул он Верке в лицо.

Раненые зашевелились. Миша Лившиц с забинтованной головой сел на кровати и сказал по-немецки, что это книжка для учащихся вторых – третьих классов.

– Фрау Вера собирается стать учительницей. Вот, если вам интересно, «Введение в элементарную геометрию и тригонометрию Лобачевского». Фрау Вера дала мне почитать.

Виллих подошёл к Мише.

– Ты еврей?

– Еврей.

Виллих достал из кармана потрёпанную брошюру.

– И у меня есть книга. «Чернявый еврейский молодчик с дьявольской радостью на морде часами подстерегает наивную девушку, которую он бесчестит своей кровью и тем самым похищает у своего народа». Жид и ведьма. Вальтер, взгляни, жид и ведьма!

– Виллих, это всего лишь учебник по геометрии! – откликнулся Вальтер Хаузен. – Тебе всюду колдуны мерещатся.

Зондерфюрер ходил по избе, рассматривал раненых, рылся на полках, заглядывал в горшки и кастрюли и вдруг взвизгнул так, что в буфете зазвенели рюмки, – в большом чугунке он увидел запаренные свиные пятачки, которые Емеля Ложкин от щедрот отсыпал санитаркам.

– Ведьмы! Снова ведьмы!

Виллих швырнул чугунок с пятачками в Верку: «Vade retro, Satanas!» [21] Изыди, сатана! (лат.) Надя бросилась к подруге, чтобы обороняться вместе, внучатый племянник покойной Алиеноры Карловны Рарон, потомок рыцаря-поэта, старательно прошил обеих автоматной очередью.

В избу ввалились немцы, Галиулин Бары Хайреевич достал автомат из-под кровати и открыл огонь, но девушки этого уже не слышали, так как переместились в ту область, где Верку сразу зачислили в преподавательский состав ангельской начальной школы, а Надьке открылись все математические тайны мироздания: она могла одним махом крыла разложить квадратный трёхчлен на множители, жонглировать сферическими треугольниками, вычислить и пропеть на всю галактику число Пи.

Сидя на завалинке, Виллих настраивал арфу – подкручивал колки и прислушивался к квинтам. Была повышенная влажность, зондерфюрер беспокоился за сохранность старинного инструмента, покрытого кельтским орнаментом. Вокруг него столпились друзья-офицеры. После перестрелки все хотели послушать любимую балладу о нимфе с золотыми волосами. Виллих отгонял курильщиков, чтобы вонючий дым не беспокоил изящно вырезанную голую девушку на шейке инструмента.

Нежно зазвенели струны, у жирного Виллиха с маленькими свиными глазками и прыщавой кожей был удивительно приятный голос. Кто-то из слушателей даже прослезился – так прекрасно и таинственно он пел про тихие воды Рейна, крутой утёс и зов Лорелеи.

Виллих умолк, все постояли, зачарованные музыкой, потом засобирались в путь. Но надо было покончить с новгородскими колдуньями: одной пулей их не возьмёшь, ночью встанут и догонят – только очистительный огонь! Суеверный Виллих облил горючим госпиталь со всех четырёх сторон, тихо зачурался, плюнул, топнул, бросил в окно гранату и поджёг избу с мёртвыми советскими бойцами и санитарками. На всякий случай, немцы зажгли и другие избы.

Виллих в восторге смотрел на пламя, терзал струны и голосил про великий пожар, который поглотит мир:

Потом зондерфюрер достал из ранца свежеотпечатанные пропагандистские листовки и стал их разбрасывать. Он ими очень гордился, потому что сам придумал и нарисовал. Могучий рыцарь в латах со свастикой на пузе железной ногой топтал распластанную звезду и щедро протягивал нам пачку папирос. Над ним парил на крылышках девиз Тевтонского ордена: «Помогать – Защищать – Исцелять».

«Не верьть сталински прапаганд! Мы несём асвабаждень! Смерть жидам и комиссарам! Всё для Германии! Кровь и честь!» Вдруг оракул приткнулся и открыл рот от удивления: из рощицы к фрицам, улыбаясь, тихо шёл высокий русский человек с раскинутыми будто для объятия руками. Он не был вооружён. Его взяли на прицел. Всё это было очень странно. Виллих решил разыграть мистерию на пепелище, ударил по струнам и возопил: «Один дарует счастье Вальхаллы, Вальхалла дарует бессмертие! Бист ду ейн партизан?»