Ольга Неклюдова - Последняя командировка

Прошел день, самый обыкновенный. В определенное время обедали. Была неприятность со Славкой, который сунул Сереже за шиворот большого коричневого муравья. «Мураво», как он его называл. Потом помирились. Вместе ловили в луже лягушек.

Потом, хотя Сережа ничего плохого не сделал, Славец плюнул ему на макушку. Сережа показал бабушке заплеванную макушку. Бабушка ахала и бранилась.

Так прошел день, самый обыкновенный. В обычный час стемнело. Долго куковала кукушка, жалуясь на бессонницу. Может быть, ей и спать-то было негде, потому что она опять потеряла свое гнездо. Приехала мама, но ничего не привезла. Когда совсем стемнело, Сережа вышел на крыльцо. Небо было черное, только там, где полоска леса отделяла его от земли, светилась яркая, светло-желтая полоса. Там, озаренное последними лучами дня, стояло чучело и чуть-чуть шевелилось от ветра. «Бедняга, — подумал Сережа. — Всю ночь стоять и махать руками. Я-то лягу, а ему каково?» На шляпе чучела сидела ворона. Оно взмахнуло руками, и ворона взлетела на дерево, тяжело и лениво. Сереже показалось, что чучело его поманило, позвало, велело ему подойти.

— Нет, сейчас уж поздно. Завтра утром я подойду к вам, — пробормотал Сережа и пошел спать.

Утро наступило очень скоро. Сереже показалось, что он проснулся. В комнате было темно и странно: стена и окно оказались совсем не там, где им полагалось быть. Сережа встал, ему еще хотелось спать, и он едва шевелил непослушными ногами, но он вспомнил, что обещал чучелу утром навестить его. Может быть, ему холодно там стоять. Может быть, Иван Иванович плохо кормит его… Взяв кусок хлеба и набросив на плечи серенькое ватное одеяло, Сережа вышел из комнаты. В кухне все предметы изменили свои обычные места: дверь оказалась совсем не там, где он искал ее. Сережа вышел во двор. Молодая остролицая луна поглядывала на него сверху. Косоротая, она проводила его холодным взглядом. Кутаясь в одеяло, Сережа шел по направлению к огороду. Земля была влажная, и песчинки кололись.

Оказывается, чучело вовсе не стояло на одном месте. Оно попрыгивало между грядками, глухо стуча своей палочной ногой, и ветер колыхал пустые рукава его пиджака.

— Я принес вам поесть, — сказал Сережа, — Немного хлеба… И одеяло, если вы замерзли.

Чучело приблизилось. Сережа накинул на его палочные плечи свое маленькое одеяло. Но чучело не стало его благодарить. Напротив, протянув руку, оно выхватило у Сережи хлеб и с хохотом подбросило его вверх.

— Что вы делаете? — обиделся Сережа.

Из-под шляпы, сползающей до плеч, опять раздался пренебрежительный хохот. Чучело подскочило к самому краю плетня. Одеяло болталось на его плечах. Заглянув под шляпу, Сережа увидел только конец палки. Странно все-таки, что не было у него совсем никакого лица.

— Садись, — сказало чучело.

Сережа сел на камень, который днем, при солнышке, горяч, как печка, а ночью остывает.

— Почему ты не спишь?

— Мне жалко вас, — признался Сережа. — Я думал, что вам хочется есть, холодно, страшно тут одному.

— Нет, что ты! Вот если бы я был человеком, я действительно страдал бы от голода, холода, одиночества. Но я ведь не человек. Я ничего не чувствую. Я — чучело, и в этом мое преимущество перед людьми.

— Вот поэтому мне вас и жалко. Вы не можете уйти отсюда даже на минутку. Пойти в лес за ягодами, наловить лягушек в пруду или съесть кусок хлеба с вареньем.

— Да, не могу. Но знаешь ли, некоторое время я был человеком. Хочешь, я расскажу тебе об этом?

С самой весны я стою здесь, на огороде. Как это скучно! Никто не любит меня, никто даже не боится, кроме глупых птиц. Умная птица, и та понимает, что я всего-навсего две палки, связанные крест-накрест.

День и ночь стою на одном и том же месте. Нога моя врыта в землю. Беспомощно и глупо я размахиваю руками туда-сюда. У меня нет имени, нет лица. Я не могу пойти в лес за ягодами, наловить в пруду лягушек или поесть хлеба с вареньем.

В одну из ветреных осенних ночей, когда я метался под напорами ветра, один добрый человек — доктор он или волшебник, точно не могу тебе сказать, — пожалел меня. Он сказал, что поможет мне стать человеком, если я захочу и сумею им быть. Он освободил меня из огородного плена, дал мне имя, одежду и облик человека, а настоящее лицо должно было у меня появиться потом, если я сумею стать человеком.

Он сказал мне:

— Вы берете на себя большую ответственность. Быть человеком очень трудно. Вам надо будет работать. Умеете ли вы работать? Вам придется быть энергичным, смелым, находчивым, мужественным. У вас должно быть доброе и честное сердце. Но все эти качества появится у вас, если вы страстно захотите стать человеком и будете жить как человек.

Я ответил ему, что очень хочу быть человеком и буду жить как человек.

— Хорошо, — сказал доктор. — Еще одно предупреждение: избегайте порывов откровенности. Если вы откроете кому-нибудь секрет вашего происхождения, вы снова обратитесь в палку без лица и имени, наряженную в чужой пиджак.

— Согласен, — крикнул я.

И вот я обратился в молодого человека лет двадцати пяти. Я поступил работать на шахту. Ну и сырость же там была! И ниоткуда, можешь себе представить, не проникал даже самый маленький луч солнца. В первый же день работы я быстро устал и промочил ноги. Толстый слой глины налип на подошвы моих желтых башмаков. Надо тебе сказать, что все принимали меня за иностранца: я говорил с некоторыми затруднениями. Ведь в огороде мне не случалось разговаривать. Я назвал себя Альбертом. Это имя красиво звучит.

В конце концов, я действительно был иностранцем… или, вернее, гражданином птичьего государства. У меня ведь не было родины.

Итак, я работал в шахте. По окончании рабочего дня я стоял около скользкой стены, куря трубку. Я наблюдал с недоумением, как работают люди. Право же, я совершенно не мог понять причины их усердия. Я спросил одного из них, того, который работал особенно весело и легко:

— Скажите, дружище, вы, верно, надеетесь на большую награду?

Он ничего мне не ответил. Я спросил другого:

— Разве вы не устали, что работаете сверхурочно?

— Устал, — ответил рабочий. — Но надобно кончить работу в срок.

Я спросил третьего, самого молодого:

— Вы, верно, любите работать?

— Да, — сказал он, — когда я работаю, у меня хорошее настроение.

Должен тебе сказать, что меня озадачили все эти признания. Я этих людей понять не мог. У меня работа вызывала усталость и отвращение — ведь я, бывало, только и делал, что размахивал руками! Идя по улице, размышлял я о трудностях человеческой жизни и вспомнил свой огород. Как было легко и безопасно махать руками, когда налетал порыв ветерка! Право, это не требовало никаких усилий с моей стороны.

Неожиданно прямо передо мной остановился трамвай, переполненный людьми. Толпа ожидающих на остановке кинулась и облепила вагоны со всех сторон! Что вдруг случилось со мной? Эта суетящаяся толпа показалась мне стаей птиц и нечаянно, совершенно нечаянно я замахал руками и закричал: «Ш-ш-ш!..»