Тимур Максютов - Зеркальные числа [сборник litres]

Тристан говорил бодро, легко, но под веселостью дрожала тревога. Как только закончится заготовка мяса, настанет пора мод’обраха.

– Сядьте-ка, – сказал я. – Я расскажу вам про Бармаглота.

– Я и сам знаю, – сказал Тристан. Или Микаэль? – «О, бойся Бармаглота, сын! Он так свирлеп и дик, а в глуше рымит исполин – Злопастный… ммм?»

– Брандашмыг, – сказал я. И рассказал им про ждущую нас всех завтра, послезавтра или в любой день этой Зимы смерть. – Остаемся ли мы на Лепусе или летим на Олор – корабль нужно поднять. Сейчас. Сегодня. Вот и все.

– Тебе не поверят, Дей, – сказал Дилион. Его голос был усталым, чуть надтреснутым, так я его отличал. – Если Сергей Васильевич тоже видел этого… Бармаглота, он бы мог тебя поддержать. Подтвердить, что был контакт с ранее неизвестным видом, описать ситуацию. Наверное, можно было бы включить геологический зонд… вместо мод’обраха в этом году.

В тишине я услышал, как прочистил горло Тристан.

– Но Фокин в коме, – продолжил Дилион. – Папа говорил – уже началась мышиная возня за его место в Совете. Игра престольчиков. Никто тебе, Дей, не поверит.

– А вы? – спросил я. – Вы верите?

– Верим, – ответили хором три одинаковых голоса и два детских. Эрик и Эйден?

– Вы откуда взялись?

– Пришли вас проведать. Мама вам хлеба свежего напекла…

– Но взял он меч, и взял он щит, – пробормотал Тристан задумчиво, – высоких полон дум… В глущобу путь его лежит, под дерево тумтум. Все на разделке. Если мы заведем Ядро, закроемся и проведем себе свой маленький частный м… – его голос сорвался, – мод’обрах, у нас будет четыре попытки.

– Шесть, – сказали мальчишки.

– Э-э-э, – протянул Микаэль, но я на ощупь нашел детские плечи, присел рядом, чтобы мои слепые глаза были на уровне их лиц.

– Если у нас не получится, – сказал я, – нужно чтобы кто-то остался. И предупредил… всех.

– Нам не поверят, – упрямо сказали мальчишки. – Вы сами сказали, что никто не поверит.

– Тогда поверят, потому что за вашими словами будут стоять наши смерти, – сказал Микаэль и стало очень тихо, будто бы все перестали дышать. Смерть придает словам куда больший вес. Только вот что – посидите тут, а? Не выходите. А то по вашим виноватым рожам кто-нибудь непременно догадается, что что-то не так.

Тристан поднял Дилиона, Микаэль обнял меня за плечи.

– Пойдемте, – сказал он. Мы закрыли дверь и двинулись к Ядру.

– Нужно сначала активировать блок питания, – сказал Микаэль через несколько шагов. – Замкнуть контур на Ядро. Снять защиту с терминала. На двоих нам с Тристаном – минут пятнадцать. Подождете?

– Нет, – сказал я. – Мы дойдем до Ядра. Я понесу Дилиона, а он будет мне говорить, куда идти.

Дилион оказался тяжеленным.

– Ну ты и отожрался за полтора месяца, – хмыкнул я, поднимая его.

– Это ты телом и духом ослаб, – отрезал Дилион. – Шагай давай. Раз-два, вперед… Стой… Руку подними, будет стена, по ней иди… Раз-два – чего ты смеешься?

– Раз-два, раз-два, горит трава, – пробормотал я сквозь истерический смех. – Взы-взы – стрижает меч…

– Не взы давай, а иди по стеночке…

Мы вошли в Ядро, я сгрузил Дилиона на пол, обошел маленькую комнату, активируя панели по его указаниям. В какой-то момент мне стало казаться, что я вижу слабый свет, с которым они включались. Я боялся поверить и, закончив, сел в углу рядом с Дилионом.

– Боишься? – спросил меня он тихо.

Я помотал головой. Почему-то страха не было.

– Все готово, – сказали Микаэль и Тристан хором. Они тяжело дышали и от них пахло пылью и электричеством. – Ну что? Мы правда это делаем? Пути назад нет – Ядро гудит, батареи разряжаются, если мы сейчас отсюда просто выйдем, нас так взгреют, что смерть в Ядре покажется приятным отдыхом…

– Да, – сказал я. – Я – Дей Томилин. Я принимаю свою ответственность. Я рискую по собственной воле.

– Я – Микаэль Томилин. Я понимаю, что случится, если мы ничего не сделаем. И, простите за пафос, но я хочу вернуть людям надежду и цель.

– Я – Тристан Томилин. Я – король пафоса. Я хочу подключиться к Ядру и спасти всех, кого люблю. А их много!

– Я – Дилион Томилин. Я пойду первым.

Мои глаза вдруг сильно заболели, полились слезы. Я все-таки видел свет, слабо, но видел. В свете шевелились тени – две подняли третью, защелкали подключения, Дилион вдруг захихикал.

– Щекотно, – сказал он.

Я чувствовал что-то совсем иное, чем на мод’обрахе – мы были здесь по своей воле, не по чувству долга, не повинуясь условностям. Мы выбрали эту попытку. Мы пришли сами. Никого больше не было – только я – мы – варианты одной личности – и Ядро.

– Подключайте, – сказал Дилион. – Я готов.

Ядро загудело. Секунды шли – Дилион не кричал. Чем сильнее я плакал, тем лучше видел. Моя футболка была уже мокрой на груди – и мне показалось, что я вижу бледное, сосредоточенное лицо Дилиона – его глаза закрыты под белым колпаком шлема, он улыбается. Броган выглядел точно так же, умирая – но он не улыбался…

– Он что, улыбается? – спросил я, не веря, вытирая горящие плаза подолом футболки.

– Черт меня дери – да, он улыбается! Дилион! Ну как оно там? Мозги кипят? Нет? Чем докажешь? Сделай что-нибудь, что ли?

Гнездо Ядра, в котором лежал Дилион, перевернулось, поднявшись вертикально. Со глухим скрежетом где-то открылись и закрылись заслонки шлюзов. Корабль дрогнул. Закричали люди – то, что слышалось нам тихим шепотом издалека, было громким криком десятков голосов.

Дилион открыл глаза.

– Все работает, – сказал он. – Ядро – мое. Наше. Я могу прямо сейчас взлететь. Ходить не могу – а летать пожалуйста. Куда полетим?

– Не знаю, – сказал Микаэль. – Надо людей спросить. У нас же демократия, да?

– Ну-у-у, – протянул Тристан и мы засмеялись.

Я не знал, полностью и насовсем ли ко мне вернулось зрение, но точно знал, что сделаю, выйдя отсюда. Я дойду до медблока и попрошу мапу осмотреть мои глаза. А сам буду смотреть на его лицо – родное, любимое, знакомое до малейшей черточки.

А потом выйду из корабля и, щурясь от света Медузы в небе, добреду до дома Илонки. Постучу в дверь, она откроет. Руки у нее будут в муке, волосы растрепаны, она всегда такая, когда хлеб печет.

– Илонка, – скажу я ей, – я пришел к тебе, за тобой. Я – не тот, прошлый, твоя детская влюбленность, голос в темноте среди космоса. Я не равен ему, хотя мое тело и создано по лекалам его тела. Я не равен твоим сыновьям. Мы не равны совокупности своих генов. Или клеток. Или элементов, которые нас составляют. Пусть даже они все когда-то были единой точкой, потом разлетались в Большом Взрыве, потом горели среди звезд, потом стали нами, а потом перестанут нами быть. Мы – это мы, Илонка. Я – это я. Иди сюда.

Я ее поцелую, и будь что будет.