Дмитрий Стахов - Крысиный король

— И что же вам помешало?

— Нужны были деньги, мы решили, — Андрей кашлянул, начал шептать почти неслышно, — ограбить винный магазин.

— Винный магазин… Так… Решили — и?

— В кассе было только два рубля сорок четыре копейки.

— Два рубля…

— …сорок четыре копейки… У Закгейма был парабеллум, но мне надо было купить револьвер, и еще были нужны деньги на всякие мелочи. Патроны…

— Патроны — мелочь?

— Ну иногда незаряженный револьвер может…

Софья рывком встала с кровати, подошла к высокому, выходившему на Ленивку окну. В окне дома напротив горела лампа под зеленым абажуром, она освещала письменный стол, за которым никого не было. Стол был завален бумагами, поверх них лежала раскрытая книга. Софья поразилась, что так хорошо видит вдаль, ей показалось, что даже может прочитать, что напечатано в той чужой книге на чужом столе под чужой лампой.

Почему-то тогда, стоя у окна, вспомнила, как большевики в конце сентября девятнадцатого года налетели на Киев, они с Андреем ехали в трамвае от Пущи-Водицы к Подолу, в солдатском сидоре у Андрея были две бомбы, у него был и револьвер, кто бы их ни остановил, красные ли, добровольцы, их бы расстреляли; трамвай замер у церкви, пуля пролетела через оба вагонных окна, стекло окна, через которое она вылетала, осыпалось на брусчатку; вагоновожатый выскочил из вагона, смешно подпрыгивая, побежал через площадь, споткнулся, почему-то остался лежать; они с Андреем тоже бежали; ухала артиллерия, свистели пули; в подворотне, на земле, сидела охавшая, трясущаяся от страха тетка, вздрагивала от звуков артиллерии, а потом, когда артиллерия стихла, но пули еще свистели, перестала охать, поднялась, собралась идти. Андрей пытался ее остановить «Куда ты? Еще же стреляют!» «У меня печь натоплена! — ответила тетка. — Что ж это, теплу пропадать?..»…

…Она выходила из ванной, в комнате садилась в кресло и вспоминала, как сидела в этом кресле после того, как увели Андрея, за ним пришли утром, около девяти, без обыска, только спросили — оружие? — Майя была на дежурстве, Левушка побежал в аптеку, капли Вотчала или что-то другое, смотрела перед собой, ничего не видя, все вокруг потеряло очертания, стало мутным, размытым; вернувшаяся из школы Эра была радостная, раскрасневшаяся, спросила — ты что такая грустная? — заявила, что голодная, вытащила из стола цветные карандаши и уселась рисовать. Софья сказала, чтобы Эра шла мыть руки, а та не расслышала. Софья повторила, Эра повернулась через плечо.

— Ты чего сипишь?

Павла говорила, что если уж мы все это пережили, то обязаны иметь силы об этом помнить. Зачем? — спрашивала Софья. Зачем помнить, как она шла по коридору со сковородкой, картошка и котлеты, а забиравшие Андрея — или это были другие? — вернулись за ней…

— Донесла?

— Что донесла?

— Котлеты с картошкой. Моя мать успела поесть перед тем, как тебя увели?

— Успела. Эти, пока она ела, ждали, стояли в коридоре, но, оказалось, они ждали какую-то тетку, которая должна была забрать Леву и Эру, но тут примчалась Майя…

— Давай я налью еще по чуть-чуть?

— И прикури мне папиросу…

…На улице Шапошникова — Софья никак не могла привыкнуть к этому названию, — метрах в пятнадцати от перекрестка, стояла серая, со звездой, «Волга» с поднятым капотом. Возле вытирал руки тряпкой владелец, Строков, из пятнадцатой квартиры, милиционер синел на сером фоне музейной ограды. Софья, держа внука за руку, вышла из двора на Волхонку, Строков заметил ее, отсалютовал по-польски, два пальца к козырьку шоферской кожаной кепки.

— Смотрим налево! — скомандовала Софья.

Она и внук посмотрели налево.

— Смотрим направо! Можно…

Они перешли улицу.

— Вас затопило, пани Софья? — Строков сложил тряпку, сунул в карман куртки, протянул руку, в которую Софья вложила свою, Строков снял кепку, наклонился.

— Да, пан Валерий, затопило. В нашем коридоре имеется уклон, все течет к моей и Шуриной дверям. Как у вас?

— Пока не прорвало. Куда направляетесь? Здравствуйте, молодой человек! — Строков надел кепку, протянул руку внуку. — Жмите как можно крепче! Узнаем, как вы едите кашу…

— Я не люблю кашу!

— Что же вы любите?

— Котлеты с картошкой, как делает бабушка…

— Так! Ну, судя по рукопожатию, котлеты вы едите неплохо! Куда направляетесь? Гулять по бульвару?

— В Малоярославец…

…Строков довез до Киевского вокзала, переговорил с таксистами, провел на платформу, откуда отправлялись поезда дальнего следования, нашел у вагона вот-вот оправляющегося поезда проводницу в фуражке с красным верхом, что-то ей шепнул, проводница посадила Софью с внуком в свое купе, в Малоярославце помогла спуститься на платформу. Поезд стоял три минуты, Софья боялась оказаться в Калуге, их торопила проводница, спрыгнув с последней ступени, не до конца проснувшийся внук подвернул ногу, хныкал и жаловался.

Софья посадила его на лавочку, осмотрела ногу, этого оказалось достаточно, чтобы боль прошла. Купленный петушок на палочке был из жженого сахара, не леденцом, таким, как карамель «Театральная», внук скривился, отдал петушка Софье, петушок полетел в урну. Дома были низкими, зелеными и желтыми, на вокзальной площади в кузов грузовика залезали женщины в телогрейках, водитель норовил подсадить, женщины со смехом отбивались, улица Парижской Коммуны казалась нескончаемой, но шли они от силы минут десять, грузовик обогнал, обдав густым выхлопом, Ленин в партикулярном костюме, на огромном постаменте казался просителем, входящим в кабинет высокого начальника.

Софья огляделась. Слева от нее было здание, где когда-то явно располагались присутственные места, дальше шли торговые ряды, вывески «Ремонт», «Продукты» и «Хозтовары», справа величественный собор без крестов на куполах, с потеками на стенах.

— Вы что-то ищете?

Спрашивал человек в сером плаще, с зубами, которым было тесно во рту, они, искусственные, серо-желтые, на топорно сделанных протезах раздвигали его губы.

— Урицкого.

— Так самого? Моисея Соломоновича? Боюсь, не найдете. Подло убит эсерами.

— Улицу Урицкого.

— И тут вас ждет разочарование. Такой улицы нет, скажем, бывшая Дворянская есть, ныне носящая имя вождя мирового пролетариата, а имени питерского чекиста…

— Простите, Володарского! Как я могла спутать!

— Ха-ха, этого тоже убили эсеры. Правые. Или левые. Но такие же подлые. Улица имеется, прежнего названия не знаю, но зато она рядом. Вон там! — серый плащ указал направление. — Кровавые убийцы!

— Вы о ком? — Софья подозвала погнавшегося за толстым голубем внука.

— Конечно, об эсерах! Многие из них, кто выжил, живут теперь тут. Город стопервиков.

— Простите?

— Город за сто первым километром. Здесь разрешено селиться. Давайте провожу. Давайте-давайте, я уже догадался, к кому вы направляетесь, догадался своими отмороженными мозгами, значит, другие догадались давно, и хоть теперь за знакомство с Ириной Константиновной срок не впаяют, могут забрать для проверки документов. Вы курите? По голосу — курите, да, благодарю, вот это шик, сами набиваете, нет, благодарю, спички есть, я еще так низко не пал, она живет у Новиковой, делает бумажные цветы и дает уроки, мужа Новиковой, да, простите, простите, ее нынешний муж, впрочем, неважно, здесь совсем рядом…