Ларс Лоренс - Утро, полдень и вечер

В довершение всего была включена пожарная сирена. Она издавала протяжный резкий вой, не прекращавшийся, а лишь утихавший, чтобы снова усилиться, потом усилиться еще больше, потом еще. Иногда наступали короткие паузы, словно для того, чтобы сирена, передохнув, завыла еще громче, с истерическим пронзительным визгом, от которого напрягались нервы, по телу бегали мурашки.

Вой сирены подстегнул начальника полиции Ларсена. Пора что-то предпринимать. Черт побери, все мексиканцы на одно лицо, а между тем надо кого-то арестовывать, ведь начальник полиции отвечает за соблюдение закона и порядка в городе. Несомненно, многие, пробегая мимо низенькой стены, за которой он прятался, видели, что он бездействовал и только выхватил палку у какого-то мужчины. А кто этот мужчина — неизвестно. Впрочем, там, у входа в кинотеатр, с группой товарищей стоит шахтер, лицо у него как будто знакомое. Может, это и есть тот, что бежал с оружием, как показалось Ларсену? Этот тоже невысок ростом, у него светлые, а не темные, как у большинства здешних рабочих, волосы. Да и нервничает он что-то: хочет свернуть сигарету, а рука дрожит и табак сыплется на землю. Вынув револьвер, Ларсен шагнул вперед.

— Ты Поло Гарсиа?

Маленький шахтер взглянул на него исподлобья.

— Ну, я, а что?

Вот он, смутьян.

— Ты арестован.

— За что?

Ларсен обшарил карманы Гарсиа, пощупал под мышками. Но оружия не нашел и, взяв его под руку, сказал:

— Пошли, и не вздумай опять скандалить.

Поло пожал плечами. Уже отходя от кинотеатра, Ларсен обратил внимание на маленькую измученную женщину. Она пристально смотрела вперед невидящими глазами и широко раскрывала рот, словно хотела что-то сказать. Но слова не шли с языка.

Лидии Ковач казалось, что, если сирена не перестанет выть, она сойдет с ума. Стоя на коленях на полу в кухне Питерсов, она бросила тряпку и зажала мокрыми ладонями уши, однако это не помогло. Теперь ее раздражала не только сирена, но и телефонный звонок в прихожей. Она хотела было встать, чтобы пойти снять трубку, когда из прихожей донесся протяжный ленивый голос Питерса:

— Ал-л-ло! — Лидия снова принялась мыть пол. — Что-о? — Неожиданно громкий крик заставил ее вздрогнуть. — Не может быть!

Сирена все еще выла. Должно быть, где-то пожар. Лидия даже представила себе охваченную пламенем Реату. Если б она сгорела дотла, на земле стало бы чище…

— Боже милостивый! — В голосе Питерса слышалось неподдельное изумление. — Вы хотите сказать, что он был один против толпы?

Лидия почувствовала, как кровь стынет в жилах и грудь холодеет.

— Кого они прикончили, кроме Гилли? — продолжал спрашивать Питерс. — Зубы Лидии застучали от страха. — А шахтеров сколько?

Лидия невольно вскрикнула. Ведь там был и Майк… Глаза застлала мутная пелена. Кроме ромба на линолеуме, она ничего не видела и не отрывала от него взгляда, боясь погрузиться во мрак. Она качнулась вперед и с ужасом услышала собственный голос: «Господи, только бы не Майк. Господи Иисусе, спаси его…», но сейчас же минутная слабость вызвала у нее чувство досады.

Мысль о боге пришла, очевидно, потому, что Лидия стояла на коленях. А в этой позе против воли хочется смиренно молиться.

Какое-то время Лидия была не в силах подняться с колен, даже пошевелиться не могла. Будь ты проклят, бог! Гнев постепенно вытеснял страх; теперь Лидия видела не только ромб на линолеуме, но и помойное ведро с тряпкой. Почему она не может встать? Потому, что убили Майка? Чему ж тут удивляться? Она давно была готова к этому. Вчера, например, он возглавлял делегацию, посланную к шерифу. Поэтому естественно…

Естественно, и все же…

Прекрати это! Встань! Может, его и не убили. В тебя ведь тоже стреляли во время забастовки, а не попали же. Может быть, его только ранили. А может, даже не задели. Встань!

Не надо зря задавать себе вопросы. Она будет вести себя так, словно это ее не касается. И Майка не касается. Встань!

Но как быть, если ей зададут вопрос? Ведь она не умеет притворяться. Единственная возможность — не отвечать, делая вид, что с головой ушла в работу, и работать, работать быстрее, тщательно убирая кухню. Тогда в полдень миссис Питерс, осмотрев ее, решит, что нет смысла задерживать тебя сверх положенного времени (обычно она любит придираться к мелочам). Так вставай же!

Лидия с усилием поднялась, взяла ведро и вылила грязную воду в раковину.

Мистер Питерс повесил трубку и крикнул из прихожей:

— Эмма, ты слышала? Оказывается, был бунт! Эмма, где ты?

До полудня оставалось два с половиной часа.

Сирена все еще выла.

Бэрнс Боллинг оставил двоюродного брата Бэтта в переулке у пулемета, а сам отправился в контору шерифа — в свою, черт возьми, контору! Теперь ведь он стал шерифом!

Обвязав окровавленную голову мокрым полотенцем, Клайд Фоунер резал ножницами рубашку на Паттерсоне. На столе, не умолкая, звонил телефон, но Бэрнс услышал его лишь после того, как перестала выть сирена. Схватив трубку, он рявкнул:

— Контора шерифа! — Но тут же спохватился: нельзя так кричать, надо держать себя в руках.

Женский голос спрашивал:

— Не можете ли вы сказать, что случ…

Бэрнс нажал указательным пальцем на рычаг телефона, палец дрожал. В трубке послышался голос телефонистки.

— Телефонистка? Это контора шерифа. Говорит Бэрнс Боллинг. — Он почувствовал себя уверенней. — Соединяйте меня только с официальными лицами. Всех, кто будет обращаться за информацией, адресуйте в полицию. Держите провод свободным, слышите? А теперь соедините меня с окружным прокурором.

— Мистера Кортеса нет в городе, сэр, но к вам некоторое время назад пытался дозвониться мистер Мэллон. Велел передать, что он на пути в вашу контору, и просил его дождаться.

— Ладно. Дайте междугороднюю.

Бэрнс заказал разговор с генеральным прокурором в Идальго, а также с начальником окружного иммиграционного бюро. Ожидая, пока его соединят, он позвонил начальнику вооруженной охраны шахт, командиру местного легиона и одному своему знакомому, владельцу зала для публичных собраний.

— Мы с ними справились, — сообщал он всем. — Но нам нужна кое-какая помощь.

Бэрнс с удовлетворением прислушивался к собственному голосу, которому сумел придать уверенность и спокойствие. Вот если бы еще с руками совладать. Но палец дергался, словно нажимал на спусковой крючок и убивал, убивал до тех пор, пока черные скорчившиеся трупы не запрудили проклятый переулок и пока пуля вдруг не настигла его самого и он сам не упал замертво.

Он склонил голову и, тесно сплетя пальцы рук, наблюдал, как белеют суставы. Потом глубоко вздохнул, задержал дыхание, разнял пальцы и поднял голову.