Ларс Лоренс - Утро, полдень и вечер

Бен повернулся к Клайду.

— Вы потеряли оружие?

Клайд стоял, опустив голову.

— Я был без сознания, — ответил он. — Должно быть, его взяли, пока я не пришел в себя.

Бен еще плотнее сжал губы и снова обратился к Бэрнсу:

— А вы, Бэрнс, тоже потеряли револьвер?

Бэрнс опять помедлил с ответом, борясь с кипевшей в нем злостью.

— Я отдам его вам, когда он мне будет не нужен. А пистолет Билли — вот он, возьмите, если надо. Билли даже не успел вынуть его из кобуры.

— А Паттерсон? Он не ронял своего револьвера?

На это раз Бэрнс сорвался.

— Будь ты проклят, сукин сын! Если у тебя есть претензии к отряду шерифа, иди и подай жалобу! Можешь занять это дерьмовое место.

Он расстегнул ремень и кинул его вместе с пистолетом и кобурой на пол. Впервые на лице Бена отразилась тревога.

— Бэрнс! Бэрнс! Успокойтесь! Вы совсем развинтились. Возьмите себя в руки.

«Я тебя возьму в руки, да так, что шею сломаю», — подумал Бэрнс. На висках у него вздулись вены. К счастью, он сдержал себя и промолчал, лишь губы его кривились да палец дергался.

— Так что же случилось с револьвером Паттерсона? Вы же сами понимаете, что я обязан это знать. Он у вас?

Бэрнс отошел в сторону, пряча свой дергавшийся палец, и ответил:

— Наверно, он увез его с собой в больницу.

— А Билли сделал хоть один выстрел?

— Не знаю. Когда его подстрелили, я взял у него револьвер. В моем уже не было патронов.

— Номер телефона больницы? — спросил Бен, снимая трубку.

На скулах Бэрнса заиграли желваки.

— Не занимайте телефон. Я жду звонка от Дьюи Соумса.

Тон Бена резко переменился.

— Ах, вот как! Значит, за это дело возьмется генеральный прокурор?

— Не собираюсь просить его об этом, — ответил Бэрнс. — Я только доложить хочу. Пусть сам решает. В прошлый раз было введено военное положение, но и оно не очень помогло. Эти сопливые солдатишки причинили нам больше хлопот, чем красные.

Бен кивнул и улыбнулся — впервые за весь разговор.

— Я вижу, вы разбираетесь в обстановке, Бэрнс. Впрочем, вы всегда были малый не промах. Пойду-ка осмотрю место. Если понадоблюсь, найдете меня в моей конторе.

Бен не протянул руки — опасался, что Бэрнс не подаст своей.

Повернувшись кругом, как военный, он вышел.

Бэрнс оскалился, обнажив желтые челюсти. Облизнул пересохшие губы. Черт, едва все не погибло. Он мог бы и убить этого мерзавца, ей-богу, мог. Скверно. Так ведь и свихнуться можно…

Он вдруг решил ни в чем не полагаться на Бена. Правда, там стоит Бэтт, но он мало чем поможет, потому что не видел, как падал Гилли. Все зависит от него, Бэрнса. Надо побороть самолюбие, пойти туда и сказать: «Вот здесь упал Гилли. Эта кровь — из раны на его лице. Мы вышли отсюда, из этой задней двери. Здесь его ранили. Можете не сомневаться, я правду говорю».

Бэдди Ведемейера вызвали к телефону с урока истории. Из телефонной будки он вышел возбужденный. По пути в кабинет директора, куда он направился, чтобы попросить разрешения уйти, ему встретился Ник Мангин; тот шел в уборную. Они наскоро шепотом обменялись новостями. Уходя, Бэдди сказал:

— Им нужны футболисты и баскетболисты. После урока можешь смыться.

— Нет уж, уволь, — сказал Ник. — Разве можно связываться с шахтерами — они же звери.

Бэдди вернулся и шепнул:

— Какого черта! Они дают нам оружие.

Генеральный прокурор Дьюи Соумс сказал по телефону шерифу Бэрнсу Боллингу, что необходимо посоветоваться с губернатором. Он дал понять, что Арт Хьюи — демагог, заботящийся лишь о голосах избирателей. Однако, согласно новому закону, генеральный прокурор не обязан ждать, пока губернатор предпримет какие-либо действия. Он уполномочен по собственному усмотрению привлекать органы юстиции штата к расследованию любого дела, грозящего общественной безопасности. Сам он немедленно выезжает в Реату. С ним в качестве специального следователя приедет Джиг Сойер, которому можно поручить выяснение вопроса, были ли замешаны в событиях красные.

Кладя трубку, Бэрнс недовольно нахмурился. Кто он, этот чертов Джиг Сойер? Не успел он отвертеться от введения военного положения, как ему навязывают какого-то детектива. Джиг Сойер… Ах да, вспомнил. Прошлой осенью этот парень сделал себе рекламу на расследовании убийства колдуньи в лесах графства Сан-Исидро. Колдуньи! Дай такому парню свободу, он раздует дело, только ахнешь!

Нет, спать нельзя. Надо предвосхитить события. Расставить сети, чтобы к приезду этих типов они были полны богатым уловом.

Бэрнс придвинул к себе блокнот и стал писать:

1. Трэнк де Вака. 2. Майк Ковач. 3. Дуглас — черномазый верзила, тот, что приходил вчера к Гилли в составе делегации; пожалуй, надо взять у Бэтта полный список членов этой делегации. 4. Монтойя — рыжий, низкого роста и рябой… нет, кажется, это Гарсиа. 5. Агапито Ортега (приходится родственником одному из убитых). 6. Вудро Вильсон и Армихо (или Лусеро? Черт их разберет, имена у них похожи одно на другое). Ах да, теперь женщины. 7. Жена Ковача. 8. Жена Арсе. 9. Гваделупе Фернандес (верная ставка, если вспомнить дело о ее выселении). 10. Хосе (дальше не помню) Контрерас (старик, который сказал Гилли, что войдет в зал суда). 11. Консепсьон Контре… Нет, Канделария (руководительница Женского комитета помощи безработным. Похожа на школьную учительницу из Новой Англии, хорошо говорит по-английски и всегда крутится у бюро помощи безработным). Ну и, конечно, жена Армихо, и дочь Сандобала, и эта дерзкая девчонка — Тринидад или Нативидад Лара. И ее отец. И уж, разумеется, в этом деле были замешаны все, кто ранен, надо узнать их фамилии в больнице.

Черт возьми, думал Бэрнс, тут их столько набралось, что, пока мы выпишем ордера на арест, все они разбегутся…

Прождав битых полчаса, Артуро Фернандес, Пабло Торрес и Лугардита Дестремадура решили, что в зал суда никто уже не вернется. Даже Хесус Ландавасо давно убрал свой веник и совок и исчез куда-то. Начальника полиции Ларсена и полицейского Сешенса на площади не было видно. Тогда и они решились выйти. Чтобы чувствовать себя уверенней, они старались держаться вместе. Шли медленно, потому что Пабло хромал, а Лугардита страдала ревматизмом. Так, втроем они направились в Ла Сьенегиту, и все трое были схвачены, не успев пройти и двух кварталов.

Подходя к дому и глядя на входную дверь, выкрашенную в синий цвет, Транкилино де Вака думал, что теперь ему станет легче. Но в душе было только отчаяние. Он не переставал удивляться тому, что остался жив. Ведь Бэрнс стрелял прямо в него (или так показалось Транкилино) и не попал. Как это могло случиться? Он ощупывал себя, желая убедиться, что на теле нет ни крови, ни даже царапины, которую он мог сгоряча не заметить.