Ларс Лоренс - Утро, полдень и вечер

Этого не стоило говорить, ведь на попечение сидевших перед ним стариков как раз и оставлены дети.

— Дети не помрут, — сказала одна из женщин.

— Конечно, нет, но…

— Ты думаешь, священник пойдет с нами? — спросила Лус.

— Не представляю себе, как он может отказаться, — ответил Хэм.

— Как он может отказаться? — эхом откликнулись присутствовавшие. — Будет чудо, если он согласится.

— Рассчитываешь на чудо, Хамон?

— Может, пообещаешь нам и манну небесную?

Они шутили вежливо, но обидно.

— Подождите, товарищи. Конечно, я не даю никаких гарантий. Может быть, из этого ничего и не выйдет. А вдруг выйдет? Это может вызвать противоречия в правящем классе или заставить некоторых рабочих поразмыслить и поступить так, как поступили железнодорожники. Шахтеры, имеющие сейчас работу, могут спросить себя: а что, если такое случится и с нами? Ну, а либералы, если они вообще есть в Реате… — Хэм осекся. Потом засмеялся. — Во всяком случае, хорошо уже то, что вы соберетесь вместе и попробуете предпринять что-нибудь, а не станете покорно ждать своей участи.

Люди не перебивали Хэма. Наконец старик — тот самый, что предлагал устроить нападение на тюрьму, — не выдержал.

— Послушай, Хамонсито. Если я пойду к священнику, знаешь, что он мне скажет? Чтобы я больше не ходил к нему и не исповедовался. Допустим, сын у меня в тюрьме. А он скажет, что это бог наказал его за грехи. Он прогонит меня, станет бить себя в грудь и осыпать меня проклятиями, называть негодным человеком и смутьяном. Ты должен быть хорошим, скажет он, слушайся начальников, целуй им ноги, уткнись носом в навоз. Черт меня побери, если я свяжусь со священником!

Все засмеялись, и Хэм тоже. Он видел, что все, чему он учил их, оборачивается против него. Ведь именно он, и никто другой, внушал этим людям, воспитанным в страхе божьем и приученным к покорности и смирению, что покорность и смирение — это оковы, которые надели на них правители, чтобы держать в повиновении.

И люди прислушивались к словам Хэма. Богобоязненные, они в то же время питали органическую неприязнь к служителям церкви, и эта неприязнь под влиянием Хэма только усилилась.

Хэму пришлось объяснить, что он не отрекается от того, чему учил их, и никакого чуда не ждет. Он лишь полагал, что, последовав его совету, люди получат возможность собраться вместе.

Старики переглянулись.

— Estamos juntos aca [82] Мы и так собрались (исп.). ,—сказал один из них.

Только две женщины отнеслись к предложению Хэма одобрительно. Но они поняли его предложение буквально, а значит, план Хэма мог дать обратный результат. Если они пойдут в церковь и в самом деле будут ждать чуда, рассчитывая, что священник вступится за них, а священник станет читать им проповеди, они поверят ему, будто и вправду совершили грех и прогневили господа. В конце концов они могут даже пообещать ему никогда больше не связываться ни с красными, ни с профсоюзом… Может, Хэму самому возглавить делегацию?.. А не будет ли это истолковано как попытка красных проникнуть в церковь с целью запугать священника? Да разве это единственная возможность использовать план Хэма против самого же народа? Нет, лучше отказаться от него и придумать что-нибудь посерьезнее.

Старики не хотели его отпускать. Кое-кто из соседей принес с собой еду и настойчиво угощал Хэма и Дженни; оживление, которое Хэм заметил, когда пришел, вернулось.

В доме было темно, поэтому хлеб, кофе, перец, frijoles [83] Фасоль (исп.). , tortillas [84] Кукурузные лепешки (исп.). и принесенные Дженни огурчики приходилось делить на ощупь. Люди тихо посмеивались, шутили. Получив свою долю, Хэм вспомнил, что сегодня ничего не ел, кроме кофе с хлебом, которыми его угостили утром у Майка Ковача.

«Estamos juntos аса!» — вспомнил Хэм. Неплохо сказано. Этим общительным людям подобные встречи нужны как воздух. Черт побери, вот один из тех редких случаев, когда ты, забыв о книгах, можешь понять сердцем, а не разумом, что чувство братства присуще всем людям и вовсе не стоило церкви придумывать свой идеал — слащавую мечту о загробном единении. Чувство локтя нужнее людям, чем еда, ради которой они как будто собрались. Перед тем как решиться на активное действие, им необходимо проникнуться духом коллективизма. А ведь ужасное преступление, совершенное сегодняшним утром, грозило расшатать их братство, подорвать высокий дух солидарности.

После второй чашки кофе Хэм отвел Дженни в сторонку и сказал:

— У меня к тебе просьба, Белянка.

— Пожалуйста, Хэ-эм, если я не слишком глупа для этого.

— Я и хочу проверить.

— Решил вовлечь меня в партию?

Хэм улыбнулся.

— Нет. Дело, с которым я к тебе обращаюсь, лучше поручить тому, кто не состоит в партии. Однако обещай мне не останавливаться на полпути.

— Что ты, Хэ-эм! Разве это на меня похоже?

— Эта работа на многие недели, Белянка. Так что не торопись и не отступайся.

— Конечно…

— Но сначала послушай, что это за дело.

Сквозь очки Дженни смотрела на него широко открытыми глазами.

— У тебя остались подруги на шахтах?

Дженни задумалась, вспоминая.

— Не знаю, Хэ-эм!

— Как не знаешь?

— Когда-то были, но не знаю, остались ли теперь.

— Они что, не разговаривают с тобой?

— Разговаривать-то, пожалуй, будут. А что? Ты хочешь, чтобы я их агитировала?

Хэм улыбнулся. Ему нравилась эта женщина, несмотря на ее тягучую, ленивую манеру говорить. Иногда ему казалось, что она нарочно растягивает слова, чтобы казаться туповатой. Если бы не эти нелепые очки, она была бы красавицей. Другая женщина предпочла бы совсем ничего не видеть, лишь бы не носить очки, а Дженни (как по крайней мере утверждал Вуд) снимала их, только ложась в постель.

— Нет, маленькая, я не хочу, чтобы ты надоедала им агитацией. Я хочу, чтобы ты опять начала встречаться с ними, болтала бы о детях, о ценах, словом, о чем обычно разговаривают женщины.

— Значит, им не надо рассказывать о том, что у нас произошло?

— Нет, почему же. Рассказывай обо всем, но так, чтобы это выглядело естественно. Возможно, они знают о событиях только по газетам, а ты расскажешь им, что не печаталось. А если они начнут говорить о заявлении Джорджа Бекера, ты не кипятись. Не пытайся открыто осуждать его. Скажи, что он, наверно, плохо информирован и не понимает, что работающих может постигнуть судьба безработных. Пусти им в ухо жучка, и пусть он щекочет их помаленьку. Главное — приобрести побольше друзей, и как можно скорее. То же будут делать в Ла Сьенегите некоторые испанские девушки. Ни о партии, ни о прочих деликатных вопросах не заикайся. Разговаривай с ними как женщина с женщинами. Это очень важно, Белянка, не думай, что я прошу тебя ради забавы.