Ларс Лоренс - Утро, полдень и вечер

Артуро был слишком сдержан, чтобы по любому поводу давать волю чувствам. Жизнь шахтера, с которой он смирился, постепенно убила мечту его юности стать профессиональным певцом. В детстве у Артуро был высокий, несколько сдавленный голос, которым он вторил отцу под аккомпанемент гитары. Их охотно приглашали на гуляния, даже в оторванные от мира горные селения графства Сан-Исидро и в более цивилизованные районы, расположенные вдоль железной дороги. По традиции этих мест лучшими певцами, такими, как отец Артуро, считались слепые. Артуро думал, что со временем и отца постигнет это несчастье и тогда он еще крепче привяжется к своему учителю. Но этого не случилось, отец скоропостижно умер. Оставшись один, Артуро бросился искать утешения в браке. Однако женившись на Лупите, он попал в беспросветную нужду, оказавшись перед необходимостью бороться с новыми невзгодами и кормить лишние рты. Он много работал, переходя с одного места на другое, отчего пальцы его огрубели. Музыкой удавалось заниматься только по праздникам. Он постоянно разъезжал в поисках работы, пока не осел наконец в предместьях Реаты. Здесь родилась Каталина, их четвертый ребенок, и первая, дожившая до шестимесячного возраста. Это создало у родителей иллюзию семейного благополучия. Разве не было у них теперь собственного дома? И мебели? И кошки, оберегающей их от крыс? И колодца, в котором лишь изредка высыхает вода?

Lastima! Все это оказалось обманом. Вот он, новенький блестящий замок, висит на двери. Как он сюда попал?

Еще в двадцатые годы, когда Артуро и другие шахтеры стали наводить справки насчет того, как приобрести скваттерские права на занятые ими в Ла Сьенегите земельные участки, в городской газете «Лариат» появилось объявление, гласящее, что некая земельная площадь (далее шло описание, мало понятное для неспециалиста) продана угольной компанией Реаты Жаку Махони, одному из выдающихся граждан города — сенатору штата и члену местного муниципалитета.

Сообщение это вызвало не больше волнения, чем камушек, брошенный в пруд. Лишь спустя много недель тихий, медлительный адвокат Йост, юрисконсульт угольной компании, один из немногих американцев, взявших на себя труд научиться испанскому, стал навещать обитателей Ла Сьенегиты, уведомляя их, что представляет интересы senador’a [5] Сенатора (исп.). Махони. Тихо, вкрадчиво, словно владелец похоронного бюро, договаривающийся об условиях захоронения усопшего, он объяснял, что они построили свои дома незаконно. Разумеется, слишком уж винить их за незнание законов не приходится, но все-таки лучше было бы советоваться в подобных случаях с адвокатом. Естественно, el senador не может позволить себе отказаться от прибыли с недвижимости, в которую он вложил много средств, ибо налоги-то приходится платить ему, а не кому-нибудь другому. Стало быть, следует кое о чем договориться.

Когда адвокат Йост вручил каждому из шахтеров какой-то хитроумный юридический документ, у них похолодело внутри. Документ назывался «контракт об аренде-продаже».

Однако тон, которым разговаривал Йост, действовал успокаивающе. Жак Махони печется будто бы об их же интересах, иначе зачем ему быть их delegado [6] Делегат (исп.). в сенате штата? Он хочет добиться, чтобы его избиратели, которых он считает в некотором роде своими детьми, обрели законное право на земельные участки. Вот эта бумага и поможет будто бы осуществить такое право. Эта — и никакая другая.

Некоторые, испугавшись, сразу же подписали документ. Другие в силу природной недоверчивости или распространенного среди простонародья убеждения, будто всякая подпись, нацарапанная их неуверенной рукой, неизбежно вызывает несчастье, вежливо извинились в том, что могут показаться неблагодарными, и попросили дать им несколько дней на раздумье.

За этой вежливостью скрывался панический страх. Многие недели не утихали в Ла Сьенегите разговоры о бумагах адвоката Йоста. Все они одинаковы, эти бумаги: длинные, напечатанные крохотными буквами и внушающие необъяснимый ужас, который не дает понять суть дела.

И все же понемногу кое-что выяснилось. В частности, главное, что волновало жителей Ла Сьенегиты, — размеры выкупных платежей по условиям контракта оказались менее значительными, чем они предполагали. Много раз ломались и снова затачивались зубами огрызки карандашей, пока не было наконец установлено, что ежемесячные выплаты Джейку Махони, включая арендную плату и взносы по капитальной сумме, получались меньше, чем квартирная плата, которую они вносили угольной компании, живя в домах шахтерского поселка. А через двадцать лет жилища перейдут в их полное владение. Что бы ни случилось с ними, их дети не останутся без крова.

В конце концов большинство жителей Сьенегиты, хотя и томимое дурными предчувствиями, поставило под документом свои имена или крестики. И лишь потом, спустя несколько лет, когда на шахты обрушилась Великая Депрессия и шахтеры вынуждены были работать лишь по четыре, потом по три, а потом и по два дня в неделю, предчувствия эти превратились в горькое сожаление. А потом началась затяжная, изнурительная забастовка, лишившая их всякого заработка и истощившая сбережения.

Бурные события, сопутствовавшие забастовке, следовали одно за другим почти беспрерывно, и Джейк Махони с его контрактами отодвинулся на задний план. Но вот забастовка кончилась, пришла радость победы. Опять открылись шахты, люди работали сверхурочно, чтобы удовлетворить возросшую потребность в угле; но после того, как запасы были восстановлены, занятость рабочих снизилась. Появился черный список, и половина населения Ла Сьенегиты осталась без работы. Платежи Джейку фактически прекратились.

От адвоката Йоста стали поступать вежливые напоминания о том, что за опоздание с арендной платой полагается десять процентов пени; в свое время эта мелочь не была оговорена. Более того, стало известно, что Махони может, если захочет, лишить права на собственность арендаторов, просрочивших взнос. К счастью, заверил их Йост, el senador не такой человек, чтобы поступить подобным образом. Но они должны понять, что он не меньше их страдает от депрессии, и, если вынужден будет продать землю все той же угольной компании, они горько пожалеют об этом. Стало быть, в их интересах не вынуждать Махони на этот шаг, а он по достоинству оценит тех, кто, помня о долге, заплатит, сколько сможет.

Боязнь снова попасть в зависимость от компании сделала свое дело. Те, у кого были деньги, стали платить; у кого их не было, лишь развели руками. Некоторые из этих последних бросили все и пополнили армию бродяг, которые в поисках работы заполнили дороги и крыши товарных вагонов. Другие организовали Совет безработных, чтобы добиваться приличного пособия и снижения квартирной платы, а третьи по совету колорадского адвоката Лео Севирэнса, оказывавшего большую помощь забастовщикам, создали Общество охраны жилищ Сьенегиты и попробовали вступить в коллективные переговоры с Джейком.