Деб Калетти - Отдаю свое сердце миру

– Еще чего. Плевать я на него хотел.

Но Аннабель видит, что дед и тут привирает. И дело не в том, что доктор Охари задел врожденную гордость дедушки Эда. Доктор Кван – вот, кто беспокоит деда. Вся эта история. Хищник и Сет Греггори. Аннабель может прочесть это по его лицу. Но дедушка Эд – не просто беспокойный опекун сумасшедшей девчонки. Он все просчитывает, и Аннабель это знает. Он выбирает то, что, по его мнению, даст ей лучший шанс на выживание. Это непростая задача, когда в обеих ее руках по гранате.

– Сейчас я могу съесть твою пасту прямо из кастрюли.

– Умница.

Дедушка Эд возвращается на то место, откуда они уехали. Она, может, и сладкоречивая лгунья, но ее не обманешь. Они паркуются возле автострады. Ночью, когда мимо проносятся грузовики с включенными фарами, фургон дрожит под натиском их мощи. Они как кометы и метеоры, огненным вихрем летящие мимо ее маленькой капсулы; они обжигают кожу, когда она пытается заснуть. Выжигают образы на сетчатке: яростные крики, горестные вопли, медленный и скорбный кортеж машин. Поникшие плечи Роберта и Трейси. Сокрушительное чувство вины. Несправедливость самого ее существования.

Ее сердце все еще качает кровь. Оно тужится, выталкивает и гоняет туда-сюда бесконечные галлоны [31] Галлон – мера объема в английской системе мер, равная примерно 4,55 литра. жизненной субстанции. И так изо дня в день. Она – преступница . На двери ванной сушатся ее постиранные носки, все еще в розовых разводах. Она видит их – два неподвижных белых призрака, зависающих под потолком.

Хотя сердце весит меньше, чем консервная банка супа, здоровое сердце перекачивает две тысячи галлонов крови каждый день.

Кухонный кран должен быть открыт до отказа в течение сорока пяти лет, чтобы слить объем воды, равный количеству крови, прокачанной сердцем за всю жизнь.

Если смотреть по-другому: в течение среднестатистической жизни сердце прокачивает около полутора миллиона баррелей [32] Баррель – мера объема, равная бочке, примерно 158,99 литра. крови. Этого достаточно, чтобы наполнить двести железнодорожных цистерн.

Несмотря на всю эту силу и мощь, в теле единовременно находится только полтора галлона крови. Достаточно потерять всего два литра крови – одну бутылку диетической колы – и можно попрощаться с жизнью.

Аннабель обещала и матери, и дедушке Эду, что отдохнет несколько дней, дождется, пока заживут волдыри, и только после этого продолжит марафон.

Но на ней лежит проклятие Аньелли. Она – сладкоречивая лгунья.

Ее толкает вперед некая сила, не подчиняющаяся здравому смыслу. Сила, которую ничем не обосновать. Называйте это чувством вины, стыдом, жаждой искупления. Называйте это страхом или храбростью. Называйте это человеческим духом, который пытается взлететь.

Называйте это глупостью, учитывая состояние ее ног. И не забудьте назвать это глубочайшим желанием противостоять безнадежности.

Очень, очень трудно незаметно выскользнуть из фургона, когда на скамейке внизу спит дедушка. Это требует заблаговременного планирования. Сет Греггори назвал бы это умыслом. В данном случае планирование включает в себя записку, которую она написала дедушке Эду накануне вечером. Кроме того, она спит в одежде. Рюкзак она упаковала, пока дедушка Эд чистил зубы и полоскал рот «листерином» перед сном. Она запаслась энергетическими батончиками, фруктами и булочкой с ломтиками сыра, так что сможет и позавтракать, и пообедать.

Помимо плана требуется и немного удачи, но ей везет: на столе она замечает стакан со следами бургундского. Второй стакан вина, выпитый дедушкой Эдом перед сном. Видите? Все-таки он за нее переживает. Тем не менее он громко храпит. Открытый рот зияет как пещера.

Сбегая тайком, надо быть готовой и к другим отвратительным неудобствам: терпеть нечищеные зубы, справлять нужду на улице. И, хуже того, самой менять повязку, бросая старую на ступеньке у двери фургона. «Прости меня» , – заранее говорит она. Это уже настолько заезженная фраза, что ее следует нанести татуировкой на запястье, а может, и на сердце. Она наматывает столько бинтов, что кажется, будто на ногах снегоступы. Она будет ковылять всю дорогу, как мистер Джанкарло.

В ближайших три дня Аннабель предстоит близко познакомиться с тропой Железного коня. Она преодолеет сорок две из почти трехсот миль тропы. Если дедушка Эд не отречется от внучки после ее побега, они встретятся в национальном парке на реке Сноквалми в конце первого дня, у излучины реки Якима на второй день и на съезде с шоссе Кэбин-Крик-роуд за городком Истон на третий день. День, когда ей исполнится восемнадцать.

В своей прежней жизни эта тропа была действующей железной дорогой. Теперь она собирает вокруг себя самые заброшенные земли штата. Вряд ли Аннабель встретит здесь много людей, только койотов и сосновых змей [33] Сосновые или гоферовые змеи – род змей из семейства ужеобразных, обитающих в Северной Америке. , а то и кого пострашнее.

Этим утром, минуя железнодорожную станцию «Кедровый водопад», Аннабель бежит по приветливой тропинке из щебня, окаймленной деревьями в яркой зелени и желтизне распускающихся листьев. Мазь с антибиотиком, которой смазаны ступни, обладает хорошим болеутоляющим эффектом, так что о позавчерашнем пожаре в ногах напоминает лишь легкий зуд. Впрочем, обилие бинтов затрудняет бег. Она ослабила шнурки и растянула старые кроссовки, но все равно чувствует себя как зомби на троечку. Ее беспокоит новая боль в бедре. Она надеется, что это не начало синдрома мертвых ягодиц – тендинит [34] Воспаление и дистрофия ткани сухожилия. в заднице, – о чем предупреждал тренер Кван. Ей нужно обязательно включить в тренировки подъемы туловища и ног, чтобы укрепить брюшной пресс и ягодичные мышцы.

Ноги зомби, мертвая задница, загнанная душа – она разваливается по частям. И это только третий день ее марафона. Четвертый, если считать часы после побега из закусочной «Дикс». Сейчас он кажется таким далеким прошлым.

С трудом продвигаясь вперед, она постукивает подушечками больших пальцев по остальным пальцам рук. Она знает, какие еще боли и напасти, все потенциально катастрофические, терзают ее тело. Тревога заполняет грудь, как вода – тонущий корабль: врываясь в отсеки и медленно поднимаясь все выше. В то утро она читала описание маршрута и помнит, что ее ждет: черный как смоль железнодорожный туннель. Две с половиной мили кромешной темноты. После этого двенадцать миль, все в гору. Достаточное наказание? Никак нет. Даже с натяжкой.

«Не верь всему, что лезет тебе в голову» , – учит Кэт. Или, может, так говорит доктор Манн, встречаясь с ней взглядом и улыбаясь, прежде чем надеть очки и назначить следующий сеанс.