Холли Борн - Манифест, как стать интересной [litres]

Она переступила с ноги на ногу.

– Я получила еще одно письмо с отказом.

Мистер Феллоу откинулся в кресле и смерил ее сочувственным взглядом.

– Мне очень жаль. Я знаю, сколько ты вложила в этот второй роман.

– Я уже не понимаю, что им не нравится. Я так старалась! И действительно вложила в него все свои идеи. Но получилось все равно дерьмо.

– Не дерьмо, просто…

Бри воспользовалась паузой:

– Нет? А что тогда?

Мистер Феллоу вздохнул и запустил пальцы в волосы, заметно смущенный:

– Слушай, Бри, я знаю, какая ты трудяга…

– Я не хочу быть трудягой! Я хочу быть хорошим писателем. Востребованным!

– Знаю-знаю. Просто… то, что ты пишешь… Ты когда-нибудь задумывалась о том, насколько оно привлекательно коммерчески?

Коммерчески? Бри нахмурилась от одного звучания слова.

– Вы хотите, чтобы я писала на продажу? Какое-нибудь слезливое бульварное чтиво?

– Нет, не в этом смысле. Просто… Публикуют то, что продается, помнишь?

– Я знаю, что хорошо пишу. У меня высший балл за годовое сочинение. Экзаменаторы даже попросили разрешения взять его за образец!

– Я в курсе. Все-таки я твой учитель…

– Тогда почему мои романы не нравятся издательствам?

Мистер Феллоу задумчиво покрутился в кресле. При этом он избегал смотреть на Бри. По крайней мере прямо. Он вообще старался не встречаться с ней взглядом с тех пор, как произошло… То событие. Но сейчас она как никогда нуждалась в его поддержке. К кому еще она могла прийти за советом?

– Твои сочинения великолепны, Бри. Но по меркам школьных сочинений. Книги – другое дело. Они должны продаваться. Не обижайся, но никто не захочет читать четырехсотстраничный роман про девушку, которая бросается с пирса.

Бри упрямо скрестила руки на груди.

– Почему?

Мистер Феллоу выдвинул нижний ящик стола и достал оттуда стопку листов. Затем сдвинул брови и принялся с выражением читать:

«Роза вглядывалась в черную глубину, пенящуюся под старыми, изборожденными трещинами досками причала. Ее не отпускала мысль, сколько времени потребуется морю, чтобы сделать ее тело частью своей стихии. Ее труп распухнет? Или его раньше съедят акулы? А может, море будет отщипывать от нее по кусочку – голубому и мягкому, словно размокшие овсяные хлопья на дне белоснежной керамической чашки…»

Бри поджала губы. Ладно, вне контекста этот отрывок и правда звучал глуповато – но только потому, что мистер Феллоу читал его ТАКИМ голосом.

– И что здесь не так?

Он улыбнулся:

– Ровным счетом ничего, Бри. Вот почему у тебя всегда хорошие отметки за сочинения. Они буквально сочатся метафорами, а экзаменаторы такое любят. Хотя, возможно, они просто испугались, что ты и в самом деле хочешь броситься с причала, и на всякий случай решили завысить балл.

Бри не удержалась от улыбки.

– Но читать целый роман, пронизанный подобным отчаянием? Такое не каждому под силу.

– Но это реальная жизнь.

– Что? Хочешь сказать, подростки только и думают, как бы половчее броситься с причала?

Бри поразмыслила над вопросом:

– Да.

Мистер Феллоу внимательно на нее взглянул – может быть, впервые за вечность. В широко распахнутых глазах учителя читалась жалость. Бри чуть не сгорела от стыда. Лучше бы он и дальше на нее не смотрел.

– Послушай, Бри, ты очень талантливый автор. И ты знаешь, что я говорю искренне. Я вовсе не хочу тебя обидеть. Я понимаю, ты несчастлива…

Бри уже открыла рот для возражений, но мистер Феллоу проигнорировал ее порыв.

– Да, несчастлива. Ты притворяешься, будто тебе нет до этого никакого дела, но правду не скроешь. Ты не задумывалась, что твои романы не находят в читателях отклика, потому что их автор несчастен? Потому что ты не живешь той жизнью, какой могла бы? Жизнью, о которой хотелось бы прочитать? Ты наверняка слышала это клише – писать о том, что испытал на собственном опыте, – но что ты испытала, Бри? Что можешь поведать миру?

У Бри начал дергаться глаз. Почему он не остановился после «ты очень талантливый автор»? Ей просто нужна была поддержка. А не разбор ее жизни на шурупы и винтики.

– А как же Филип Ларкин? У него каждая строка пропитана безысходностью, и все же он классик.

– Ага, и посмотри, какой популярностью он пользуется у твоих одноклассников. Они же его ненавидят. Он слишком безысходный, Бри. А ты все-таки хочешь донести свои тексты до читателей, верно?

Она кивнула.

– Ты не допускала мысли, что не все твои ровесники утопают в пучинах отчаяния? А если и утопают, им скорее пригодился бы спасательный круг в виде книги повеселее?

– Нет.

Бри принялась колупать паркет носком туфли, стараясь отвлечься от по-прежнему дергающегося глаза.

– Мне кажется, тебе нужно быть более открытой. Впустить в свою жизнь что-то новое. Делай побольше интересных вещей, Бри, а темы для книг не заставят себя ждать. Постарайся стать таким человеком, о котором тебе самой захотелось бы прочесть.

Следующие слова Бри немногим отличались от шепота.

– Что? – не понял мистер Феллоу.

– Я спросила, вы бы захотели обо мне прочитать?

Он откинулся на спинку кресла и прочистил горло:

– Не думаю, что это существенно. Я лишь пытаюсь тебе помочь. Я же твой учитель.

Бри заставила себя встретиться с его сочувственным взглядом.

– Но вы мне не просто учитель.

Он отвел глаза:

– Не начинай, Бри. Только не снова.

– Но вы меня поцеловали!

Мистер Феллоу слегка побледнел, отчего его ореховые волосы стали казаться еще темнее.

– Бри, я тебя не целовал, – прошипел он. – Перестань так говорить. Меня могут уволить.

– Я не собираюсь никому рассказывать. Просто не понимаю, зачем вы притворяетесь, будто ничего не было.

Мистер Феллоу поднялся.

– Потому что ничего и не было! Я тебя не целовал, – и он снова запустил руку в волосы. – По крайней мере, не так, как ты себе это воображаешь, – наконец уступил он, глядя куда-то ей за спину.

Бри яростно заморгала, стараясь совладать с чувствами. Он ее поцеловал. Бри знала это наверняка, потому что за всю жизнь ее целовали только два человека. И поцелуй с мистером Феллоу был первым настоящим. То есть таким, которого хотели оба участника.

Ее первый первый поцелуй – то есть первый раз, когда ее губ коснулись чьи-то еще, – произошел во время недели литературного мастерства для подростков. И это было одно из самых болезненных воспоминаний Бри. В последний день кто-то пронес в лагерь бутылку вина. Восемь человек из их компании выпили по стакану, а потом весь вечер старательно делали вид, будто пьяны в хлам. Они затеяли игру в «бутылочку», но проклятая посудина никак не желала указывать на Бри, так что ей оставалось лишь наблюдать за тем, как целуются остальные. Некоторых осторожно клевали кончиками губ, других – посимпатичнее – целовали смелее. Там был один парень, Дилан… Если бы Совершенство согрешило с Интеллигентностью, он был бы их внебрачным сыном. К тому же он писал крутые стихи. Когда Бри уже решила, будто ей никогда ничего не перепадет, настала очередь Дилана крутить бутылку. И горлышко указало на нее. Бри чуть не завизжала от восторга. Хотя, разумеется, тотчас приняла равнодушный вид, выпрямилась и завела прядь волос за ухо.