Татьяна Богатырева - Каникулы в Санкт-Петербурге [litres]

И, как и Максим, она уверяла Полину, что почему-то надо дать шанс Андрею. Что, может, он влюбился по уши, оттого и отупел немного, оглушенный собственными чувствами. И часто ли Полине встречаются люди, которые умеют водить катер?

– Это может быть грандиозно, – безапелляционно подвела итог Миша.

Они как раз дошли до хостела Полины.

– Питер, Питер… Питер я тебе и сама показать могу! А если этот Андрей – твоя любовь? Любовь всей твоей жизни? А?

Они были еще слишком мало знакомы с этой солнечной, переполненной энергией девушкой, чтобы возразить: «А как же Максим?»

Но Максима ведь и не было. В интернете – был, а в Питере не было.

– Вот сейчас свернем на Фонтанку, и нам прямо-прямо-прямо до самой Невы. И там должен быть этот дворик.

Полина сосредоточенно осматривала дома, цепляясь за каждый взглядом, а затем переходя на следующий. Так они и передвигались, целенаправленно и серьезно, от самого Аничкова моста мимо Шереметьевского дворца до цирка, чей купол с другой стороны реки напоминал синий камушек в золотой оправе фасадов, а потом мимо печального Инженерного замка, мимо Мухинского училища, сияющего на солнце стеклянной крышей.

Наконец Максим решил, что пора уже сворачивать в Летний, но Полина все еще надеялась отыскать волшебный дворик. Максиму пришлось согласиться. Мысленно он посылал Андрею сигналы-радиоволны: «Подожди, подожди нас, один я не справлюсь».

– Так получается, что домá от воды нумеруются, ну в смысле, начинается их отсчет, – сказал Максим, чтобы хоть что-то сказать.

Полина кивнула. Ей очень хотелось найти мозаичный дворик, о котором упоминала бабушка в своем письме. Конечно, можно было заказать экскурсию и не мучиться, но тогда не получилось бы постоять молча, мысленно перечитывая письмо.

Бабушка писала, что сияющая разноцветная мозаика напоминала ей ягоды, рассыпанные на снегу, выпавшем внезапно, неожиданно посреди самой яркой, самой золотой осени. Только это были не ягоды, а кусочки разноцветного стекла, из которых сложился целый мир – миниатюрный, поражающий воображение, – прямо в темном дворе бывшей прачечной. Как радуга внутри каменной трубы. Рукотворная радуга, волшебный сон, сотворенный фантазией и созданный руками человека.

Еще бабушка писала, что той зимой было очень холодно и в три часа пополудни стремительно стемнело. Выложенные мозаикой солнечные часы со знаками зодиака звенели от мороза, или ей так казалось. Они с Тагановым стояли молча. Из-за разницы в росте бабушкина макушка находилась там, где было его плечо. Она стояла, прижимаясь ухом к колючей, непонятно откуда выкопанной Тагановым шинели, и слышала, как у него билось сердце. Красными, потрескавшимися на костяшках пальцами Таганов вцепился в бабушкин рукав так, как будто очень боялся, что она исчезнет. Помолчав немного, он сказал ей об этом. Тогда бабушке пришлось задрать голову, чтобы они смогли поцеловаться.

Дворик они все-таки нашли, но он оказался заперт. Так часто бывает: волшебство под замком. Но Полина, если даже и расстроилась, виду не подала и охотно последовала за Максимом, который был уже сам не свой оттого, что наконец-то Летний сад, а значит, и признание во вранье, и развязка всей истории.

Полину больше заинтересовало Марсово поле, но ей было как-то неловко сказать об этом Максиму. А тот неестественно громко восторгался четкими линиями и мраморными скульптурами, явно понятия не имея о том, что их давно заменили искусственными.

«Как хорошо сохранились, а ведь сад – ровесник города!» – удовлетворенно и благосклонно кивал Максим, и Полина снова решила не спорить.

Максим уверенно тащил Полину к той аллее, где должен был обнаружиться Андрей. Андрей был на месте и, слава богу, даже не напялил длинный плащ маньяка-педофила и фетровую шляпу. Даже не прикрыл лицо газетой. А Максимово неуемное воображение рисовало ему накануне картину именно в таком духе.

Они с Полиной уселись напротив и немного правее Андрея. Полина, теперь уже доверяющая «Андрею» настолько, что свободно делилась с ним самыми архиценными мыслями, рассказывала про волшебный дворик из письма. Не найди она в интернете доказательство его существования, решила бы, что бабушка его выдумала.

А Максим все поглядывал на сидящего напротив Андрея. Это было очень заметно, хотя он думал, что никто не видит. Брови Полины поднимались все выше, но Максим смотрел только на Андрея, который осторожно сделал в воздухе некий неопределенный жест, напоминающий то ли нацистское приветствие, то ли призыв к бою для средневековой армии. Максим очень незаметно потряс головой. От этого из нагрудного кармана красивой рубашки с вышитым крокодильчиком выпала ручка. Полина удивлялась все сильнее. Андрей показал Максиму кулак.

– Ты его знаешь? – не выдержала Полина.

– Это очень известный петербуржец, – выпалил Максим, прежде чем успел сообразить.

– А кто он?

– Андрей. Ой, в смысле тоже Андрей, правда. Такое уж имя.

Полина рассердилась. Пришлось прямо на ходу менять планы и бежать через аллею к Андрею. Тот не так понял и вскочил, приветливо и, по возможности, утешительно махнув рукой Полине на прощание.

Вторая попытка попасть в чудесный дворик снова провалилась. Полина и правда была удивительная: она, видимо, обладала редкой человеческой способностью принимать мир как данность, не забывая при этом задавать вопросы и четко всматриваться в детали, но не проявляя недовольства или агрессии. Как будто мир состоял из одного большого непротиворечия, до того глобального, что, если оно и рассыпалось на множество маленьких нестыковок и неувязок, в этом не было ничего непоправимого или страшного.

Это первое, что поразило Андрея.

Они с Максимом шли по разным сторонам от Полины и почти одновременно плели путаные, расходящиеся друг с другом показания.

Андрей объяснял, что Максим, другой «Андрей», так много говорил о Полине, что пришлось прямо-таки умолять показать ему Полину хоть издали. Время от времени он перебивал сам себя, чтобы заверить, что и вправду тоже зовется Андреем, и даже тянулся в карман показать паспорт.

Максим, не успевший состыковать планы с Андреем и сам уже опасающийся собственных импровизаций, твердил, что их встреча была удивительной случайностью.

Полина уверяла обоих, что она не в обиде. И предлагала посмотреть все-таки это самое Марсово поле, раз уж они рядом и снова поцеловали закрытые ворота мозаичного дворика.

Когда они перешли дорогу и снова обошли Летний сад с другой стороны, у Андрея в голове заиграла «Петербургская свадьба».

Над Марсовым полем было гораздо больше неба. Люди даже ложились на траву, видимо чтобы получше рассмотреть его. Одна парочка настраивала телескоп, наведя его почему-то на храм Спаса-на-Крови. Парень рылся в рюкзаке, доставая из него термос и малюсенькие плошечки для китайского чаепития, а девушка настраивала.