Василий Шукшин - Я пришёл дать вам волю. Любавины

– Ой, – сказала она, – у меня даже в бок что-то вступило. Что это, а?

– Пройдет, – успокоил Пашка.

Прошло действительно, но зато Пашка заметил, что она что-то очень уж нетерпеливо стала поглядывать вперед. Раза два спросила:

– А долго нам еще ехать?

– Еще километров шестьдесят.

Женщина затосковала.

«Досмеялась», – понял Пашка. Выбрал место, где Катунь близко подходит к тракту, остановился.

– Вот что, мадам, сходите-ка за водой. А я пока мотор посмотрю.

– С удовольствием! – сказала женщина, схватила ведро и побежала к реке – вниз, через кустарник. Пашка смотрел ей вслед. Была она изящненькая, стройненькая – девочка. И то обстоятельство, что она уже замужняя женщина, делало ее почему-то еще прелестней.

Вернулась женщина повеселевшей, готовой опять сколько угодно смеяться.

– Красивая река? – спросил Пашка, весело и понимающе глядя на нее.

– Да, – женщина тоже глянула на него, покраснела и засмеялась.

Пашка с минуту влюбленно смотрел ей в глаза.

– Что вы?

– Так, – он принял у нее ведро с водой и окатил задние скаты – в радиаторе было полно воды.

– А я думала – вам в мотор надо.

– Колеса греются, – пояснил Пашка.

– Я еще никогда не видела, чтобы шоферы колеса обливали.

– Потому что – обормоты, поэтому и не обливают. Положено обливать после каждой полсотни километров.

Поехали дальше. Странное дело: до этой остановки Пашка ничегошеньки не чувствовал к женщине, а сейчас – как глянет на нее, так в сердце кольнет.

«Попался, по-моему», – подумал Пашка. Трепаться расхотелось.

– Расскажите еще что-нибудь, – попросила женщина. «Я бы рассказал… Измять бы тебя сейчас всю, исцеловать… Кошмар – влюбился опять!», – Пашке почему-то захотелось поднять женщину на руки, поднести к обрыву, над рекой, и держать над обрывом – вот визгу было бы.

– Почему вы замолчали?

– Думаю, как бы у вас чемоданы украсть.

– Ха-ха-ха…

– Вот доедем сейчас до глухого места, ссажу вас, а сам уеду с чемоданами.

– А я номер запомню.

– А он у меня фальшивый.

– Ну да!…

«Нет, это кошмар!», – сердце Пашки прямо кипятком обливалось – от одного ее голоса. «Влопался. Хоть бы доехать скорей».

– Муж-то знает, что вы едете?

– Знает. Уже ждет, наверно.

– Что же он в город не поехал встречать? Что это за манера, между прочим: отпускать жен одних в такой путь?

– Наверно, некогда было. А то бы приехал.

– Некогда… Вы надолго к нам?

– Недели на три.

– А почему не насовсем?

– Я же тоже работаю.

– А здесь что, нельзя работать?

– Здесь нельзя. Я – технолог по специальности.

– А как же так жить? – муж здесь, ты там.

– А он скоро уедет. Отработает, сколько положено, и уедет. Насмеялась я с вами… Жене вашей, наверно, весело жить с вами. Да?

– Я, видите ли, холостой, – зло и весело сказал Пашка. – А мужу своему передайте, чтобы он больше таких номеров не выкидывал.

– Каких номеров?

– Он поймет.

Пашка разогнал машину и до самой Баклани молчал. На женщину не смотрел. Она тоже притихла.

Зоотехник действительно ждал жену на тракте. Длинный, опрятно одетый молодой человек с узким остроносым лицом. Очень обрадовался. Растерялся – не знал, что делать: то ли целовать жену, то ли снимать чемоданы из кузова. Запрыгнул в кузов. Женщина полезла в сумочку за деньгами.

– Сколько вам?

– Нисколько. Иди к мужу-то… поцелуйтесь хоть – я отвернусь.

Женщина покраснела и засмеялась.

– Нет, правда, сколько?

– Да нисколько! – заорал Пашка. Мока сплошная с этими куколками.

Женщина пошла к мужу. Тот стал ей подавать чемоданы и негромко и торопливо стал выговаривать:

– Но одна в следующий раз с шоферами не езди. Я же писал! Я же писал?

– А что особенного? – тоже негромко возразила женщина.

– Да то!… Ты еще не знаешь их… Они тут не посмотрят…

Пашку какая-то злая мстительная сила вытолкнула из кабины. Он одним прыжком заскочил в кузов, стал против зоотехника и, глядя ему в глаза, негромко сказал:

– Ну-ка плати за проезд. Быстро!

– А она что, не заплатила? Ты разве не заплатила? – зоотехник растерялся – глаза у Пашки были, как у рассвирепевшей кошки.

– Он не взял…

– Плати! – рявкнул Пашка.

Зоотехник поспешно сунулся в карман… Потом спохватился.

– А вы что кричите-то? Заплачу, конечно. Что вы кричите-то? Сколько?

– Три рубля.

– Вы что!… Тут же только рубль берут.

– Олег! – крикнула снизу женщина. Она тоже не понимала, что стряслось с Пашкой, с этим веселым, смешным человеком, но каким-то своим, женским чутьем догадалась, что лучше сейчас с ним не связываться – он в чем-то прав.

– Пожалуйста, – сказал зоотехник и подал три рубля.

– Выкидывайтесь поскорей! – приказал Пашка, выпрыгивая из кузова.

К нему подошел краснолицый толстый мужчина.

– До Горного едешь?

– Еду, садись.

Мужчина втиснулся в кабину и стал жадно смотреть на женщину. Когда тронулись, он долго еще смотрел на нее, высунувшись из кабины, потом сел нормально и вздохнул:

– Хороша бабец. С такой не заскучаешь. А? – посмотрел на Пашку, колыхнул большим пузом – засмеялся.

Пашка резко затормозил, сказал коротко:

– Вылазь.

– Ты что? Ты же едешь до Горного…

– Мало ли, куда я еду. Вылазь.

Мужчина вылез, саданул дверцей, проворчал сердито:

– Психопаты, черти.

Пашка уехал.

Через неделю, примерно, Пашка был дома и пошел в клуб, в кино. Про куколку он уж почти забыл. И вдруг видит в фойе – куколка! У него сладко заныло сердце. Подошел.

– Здрассте!

– Ой, здравствуйте! – обрадовалась куколка. – Что это вас не видно нигде?

– В рейсах. Вы что, одна, что ли?

– Одна. Олег в командировку поехал, дня на два. Я с…

– Где вы сидите? – Пашка знал, что делать дальше – дальше действовать.

– Я с хозяйской дочкой пришла. А она куда-то пропала.

– У кого вы живете?

– У Лизуновых.

У Пашки вытянулось лицо: эту хозяйскую дочку, Катю Лизунову он знал, даже любовь с ней когда-то крутил. Если сесть рядом с ними, значит завтра об этом будут знать все. Значит, куколка обеспечена семейной драмой, когда вернется зоотехник.

– Где же она… А, вон! Катя!

Пашка успел сказать:

– Когда из кино пойдете, как-нибудь отколись от этой Кати. Мне надо кое-что сказать тебе, – отошел в сторону. И с этой минуты не спускал глаз с куколки.

Кино кончилось, стали выходить. Катя Лизунова точно прилипла к куколке. Да и та, наверно, забыла о Пашкиной просьбе.

Пашка незаметно шел за ними до самого их дома. Сердце его больно колотилось.

Женщины вошли в дом. В горнице вспыхнул свет. По занавескам задвигались две аккуратненькие тени.

«Эх, Катя, Катя!…», – с отчаянием думал Пашка. Мысль его работала быстро, путано и безрезультатно. Что делать? Куколка, милая куколка! Хоть бы взять тебя за руку, что ли, хоть бы посмотреть в глаза твои синие… Что ж делать? Ведь эта Катя наверняка ляжет спать в горнице вместе с куколкой. Подружились!…