Карен Рассел - Приют святой Люсии для девочек, воспитанных волками [сборник litres]

Мы смеемся, а потом замолкаем, не смея взглянуть друг на друга. Затем снова смотрим на загорелые ноги Марты, на крутой изгиб ее лопаток. Я чувствую, как колотится в груди мое сердце.

– Знаешь, – говорю я, – это будет совсем не прикольно.

Раффи кидает в меня песком.

– Где твое чувство юмора?

Он просто шутит, думаю я, а сердце прямо выпрыгивает из груди. Мы все здесь прикалываемся.

Марта нагибается, чтобы заплатить разносчику за газировку, и мы невольно наклоняемся вместе с ней. Ее мокрые волосы завиваются на спине, будто вопросительные знаки.

А если нет?

Вечером скандальная мамаша куда-то подевалась, и Раффи ухитряется стащить целую коробку пива.

– А если мы заставим Пети купаться голым? – предлагает он, осушив половину. – Вот будет умора!

Но идея эта никого не вдохновляет, даже самого Раффи. Пети панически боится воды, а ведь мы к нему хорошо относимся.

– Ухохочешься, – неожиданно для себя произношу я.

– Если у Пети такая белая рожа, только представь, какая у него…

Мы разглядываем Пети.

Марта слабо улыбается, словно ей хочется посмеяться вместе со всеми, но она не понимает, в чем тут соль.

Пожалуйста, не делай этого. «Мы не должны так поступать», – думаю я, одновременно помогая Раффи стащить с Пети синие шорты.

Когда я стягиваю с него рубашку, он мычит и жалобно смотрит на меня. Перестав смеяться, мы с Раффи глазеем на Пети. Кожа у него белее, чем иней на спутнике Юпитера Ио. Белее, чем пяточки младенца перед тем, как он научится ходить.

– Вот умница, Пети, – говорю я. – А теперь пора искупаться!

Мы все любим Пети, но любовь эта не мешает нам забавляться.

Мы тащим его к воде, а он упирается, большой и неуклюжий, как ламантин, выброшенный на берег. Не доверяет волнам и дико вскрикивает, когда на ноги ему падает морская пена. Похоже, Пети думает, будто океан сейчас оторвет ему ногу. Раффи пытается силой вогнать его в воду, толкая кулаком в поясницу, но Пети вырывается, бежит на берег и, весь дрожа, приземляется рядом с черепашьим нерестилищем. Раффи просто умирает от смеха, а вслед за ним смеемся и мы. Наш хохот гулко разносится по пустому берегу.

Самое ужасное, что, как бы мы ни измывались над Пети, завтра он опять придет сюда. Это как с собакой или матерью. Что бы мы ни вытворяли, они все равно будут нас любить.

– Он пойдет в воду только с тобой, Марта, – произносит Раффи. – Пойди и скажи ему, что хочешь вместе с ним поплавать. – Он толкает меня локтем в бок. – Марта и Пети – да это же вдвойне прикольно.

– Ага.

Раффи поднимает брови.

– Потом мы с Олли к вам присоединимся.

– Ты тоже будешь купаться, Раффи?

Немного поколебавшись, Марта начинает расстегивать кофточку. На нас она не смотрит. Раффи сдвигает бейсболку на лоб и бесцеремонно разглядывает ее из-под козырька. Я тоже исподтишка посматриваю на нее. Казалось бы, чего проще отвести взгляд. Но жар, сжигающий меня изнутри, не дает мне опустить голову с той же легкостью, как я опускаю телескоп. И я не знаю, как с этим бороться. Мне хочется кричать, чтобы остановить все это, но Раффи ухмыляется, глядя на меня, и я усмехаюсь в ответ.

Марта расстегнула все пуговицы и теперь стягивает с себя майку. На луну наплывают черные облака, и ее лицо сморщивается. Под пальмами уже совсем темно, и Марта еле видна. Я прямо трясусь от волнения. «Пожалуйста, не делай этого!» – безмолвно молюсь я снова, но уже менее энергично.

– Иди поплавай, Пети! – хором командуем мы, и я слышу, как стучат его зубы.

Марта развязывает шнурок своих кремовых спортивных брюк. В темноте лица ее не видно, и я этому рад.

Но когда она берется за эластичный пояс, к нам устремляется Пети, и его белые волосы тянутся за ним, как хвост кометы. Кинетическая энергия = масса х скорость. По его широкой красивой спине скатываются капли воды. Пробежав по берегу, он, большой и голый, останавливается перед Мартой, словно некое небесное тело, мерцающее в темноте. «Пети будет у нас вместо луны», – думаю я. И, словно соглашаясь со мной, он выпаливает, показывая на нерестилище:

– Чее-реее-пааа-хи!

Действительно, там шевелятся какие-то черные комочки.

– Блин! – вопит Раффи. – Да быть этого не может! Эти сволочи и впрямь вылупляются!

Пети, голый и мокрый, как новорожденные черепашки, явно не годится на роль луны. И Раффи со всех ног кидается за фонариками.

Маленькие черепашата на редкость уморительные создания. Со своими старческими морщинистыми глазками, моргающими из-под мягких хрупких панцирей, они выглядят молодыми и старыми одновременно. Глядя, как они вылезают из пятнистых яиц и делают первые неверные шаги, направляясь прочь от воды, я тоже теряю ориентацию. Раффи, усмехаясь, с маниакальным упорством размахивает фонариками, Марта возится с мешком, а Пети, мокрый и трясущийся, стоит рядом со мной. Я хлопаю себя по карманам, опять забыв, что никакой планисферы там нет. Приходится прибегнуть к фокусу, которому научил меня отец, чтобы сориентироваться в пространстве, когда у тебя ночные кошмары, или течет из носа кровь, или мутит при поездке на машине. Нужно определить координаты своего собственного созвездия, а потом представить себя его центром вращения.

Раффи машет фонариками, Марта держит наготове мешок. Я беру Пети за руку. В темноте это вряд ли кто-либо заметит. Стой спокойно, Пети, и не суетись. Он все еще дрожит и растирает голые руки. Я помогаю ему надеть рубашку и нашептываю колыбельную, которую пела нам мама. Мелодии уже никто не помнит, даже отец, но слова он выучил на всю жизнь: «Не боюсь я ночи темной, звезды все мои друзья…»

Черепашата бегут прочь от океана. И ничего удивительного здесь нет. Черные волны скрывают полосы лунного света, а отражение звезд на чернильной поверхности воды не идет ни в какое сравнение с гипнотическим сиянием фонариков, которыми крутит Раффи.

– Видел? – смеется он. – Вот это прикол!

Черепашата ковыляют к мешку серебристой изогнутой шеренгой, смешно цепляя песок крошечными ластами. Я пододвигаюсь поближе к Раффи, чтобы получше рассмотреть.

– Клево, – киваю я, когда первые черепашата исчезают в мешке. Все идет по плану. И теперь ничто не сможет нас остановить.

– Вы только взгляните! – ахает Марта.

Она уже застегнула пуговицы, и в ее голосе звучит изумление.

Одна из черепашек с краю шеренги вдруг остановилась. Какой-то смутный инстинкт заставляет ее повернуть крошечную головку к океану, и теперь она в растерянности топчется на песке.

– Давай, подставляй мешок, курица! – кричит Раффи.

Но я замечаю, что он слегка опускает фонарик.

Черепашка щурится на его яркий свет, поворачивается и смотрит на отсвет звезд в океане. Она держит всю шеренгу, а мы задерживаем дыхание.