Пер Энквист - Библиотека капитана Немо [Роман]

— Ты чё, чокнулся, — сказал я со страхом, но так, чтоб никто ничего не слышал, — как же я его найду?

Он ответил:

— Позови на помощь Юханнеса. Ты должен найти остров с горой Франклина. Там кроется решение загадки.

— А где этот остров? — спросил я растерянно.

Но он исчез.

Никто не заметил, что произошло, все как ни в чем не бывало продолжали петь. Я сидел совершенно невозмутимый и сбоку разглядывал Юханнеса. Неужели мне придется обращаться за помощью к этому Иуде.

Но тем не менее.

По дороге с молитвы я пристроился за Юханнесом. Подошел к нему и сказал:

— Нам надо найти таинственный остров, там ты узнаешь, что произошло.

Он посмотрел на меня как на чокнутого. Потом кивнул. И шепотом спросил:

— А где тот остров?

— Должно быть, в озере, — прошептал я. — Я думаю, это Русский остров, но надо разведать.

— А как мы разведаем? У нас ведь нет лодки.

Лодки у нас не было.

Я сказал:

— Построим.

И тут Юсефина резко дернула его за руку и увела от меня.

Вечером я тщательно изучил карты Альфильд. Пятна от плесени на вощеной бумаге напоминали птиц на желтом льду. Когда я наложил их друг на друга, возникла новая карта. Я знал, что близок к ответу.

Назавтра я сделал рукой знак Юханнесу, который стоял возле стойла Сельстедтов, по другую сторону долины. Вид у него был растерянный. Но он наверняка сообразил, потому что минуту спустя сделал ответный знак, который мне не составило труда понять.

Он означал: в кратере вулкана Франклина.

Через озеро протекала река.

Она впадала в озеро с северной стороны и вытекала с южной. Река брала свое начало далеко, в Лаппмаркене, и весной по ней сплавляли лес. Зрелище было захватывающее, и наблюдать его можно было с того места, которое называлось Шён, то есть просто «озеро».

В конце мая озеро постепенно наполнялось бревнами, кусками льда и плывущими льдинами. Бревна иногда прибивало к берегам, больше всего к северным, в районе Русского острова, но, случалось, и в устье. А потом, к Иванову дню, озеро очищалось.

Но не полностью. Оставались застрявшие бревна. Обычно это была самая лучшая древесина, легко державшаяся на воде. В топляках же скапливалось много влаги, бревна всасывали в себя воду и уходили на дно, как люди, объяснил проповедник Брюггман на собрании Войска Надежды.

Часть бревен плыла к морю, часть застревала, а часть тонула.

Что станется с застрявшими бревнами — известно. Через неделю явятся сплавщики, шестами столкнут их с берега, собьют в кучу и отправят вслед за остальными. Сплавщики шли вдоль берегов на гребных лодках, они очищали берега за один день, и заторов как не бывало.

Застрявшие бревна назывались «последыши». И как только последыши убирали, озеро вновь было свободным.

У меня не было лодки. Но капитан Немо дал мне наставление и силы. Я должен построить лодку. Это будет плот. После чего Юханнес поможет мне искать. Он мерзкий Иуда и предатель. Но капитан Немо велел.

Так он мне велел во время пения псалма «О глава окровавленная». И я выполнил его приказ.

До того как убрали последыши, я спрятал три бревна.

В воскресенье, 3 июня, я отправился, за час до службы, в Мелаон. Я выбрал воскресенье, потому что хотел, чтобы мне никто не мешал: все сидели в молельном доме. Да и идти к молитве я считал ненужным.

Так уж получилось, поскольку Сын Человеческий суетился по другим делам, а на меня у него никогда времени не хватало. Когда человек в беде, Сын Человеческий должен приходить на помощь. Он должен быть благодетелем и заступником. Но как бы не так. Капитан Немо — тот мог. А Сын Человеческий — нет.

Найди, сказал капитан Немо, и поэтому я построил плот.

Прежде всего надо отыскать мертвого младенчика. Потом Ээва-Лиса воскреснет в этой земной жизни. Младенчика наверняка отнесло подо льдом куда-нибудь, где он и застрял, как бревнышко. Сел на мель. Такова природа плывущих.

Последыши еще не убрали. Бревен сколько угодно. Вода стояла высоко, заполняла канавы.

Я трудился целый день. Вытащил три бревна и спрятал их в канаве, чтобы их не обнаружили и не сплавили вместе с другими последышами. Они были тяжеленные. Я помолился Иисусу Христу, но он никак себя не проявил, так что пришлось продолжать одному.

Я точно обезумел. Прошлогодней травы вокруг полно. Я прикрыл бревна. Теперь оставалось только ждать. Когда придет время строить лодку, я позову Юханнеса. Он не откажется, потому как капитан Немо постановил, что отныне мое желание — и его тоже.

Я сидел наверху, в лесу, в тот день, когда сплавляли последыши. Они ничего не заметили. Пришло время строить судно, которое воссоединит меня с Ээвой-Лисой.

В детстве я часто размышлял, что за человек, собственно говоря, Юханнес.

Становишься в тупик. Определить, что ты за человек, и то нелегко. Каким ты должен быть — еще тяжелее. Когда я был маленьким, я хотел быть как Юханнес, но оставался самим собой. В этом-то и заключалась проблема.

Юханнес был скор на ногу и, ежели хотел, умел быстро говорить. Ему все легко удавалось, и в деревне его все любили. В парусиновых туфлях он бегал быстрее всех. Если мы рыли пулеметный окоп в карьере, он никогда не боялся, что тот обвалится ему на голову. Когда кошка Эрикссонов прыгнула на рыболовный крючок, и крючок застрял у нее во рту, и она жутко кричала, Юханнес бросился к кошке и вытащил крючок. Все остальные, я особенно, только стояли и глазели. Однажды он заснул в молельном доме, и никто не возмутился. Когда в «Коппру» привезли пять кило бананов, он, хоть и не имел денег, купил три штуки, прежде чем кто-нибудь успел открыть рот, и заслужил похвалу Юсефины. Никому и в голову не могло прийти, что привезут бананы. А он быстро соображал.

Юханнес все делал как нужно. Я ни разу не обозвал его мерзким Иудой. Но после этой истории с Врагом и Ээвой-Лисой он стал меня бояться. Ведь я единственный, кто знал, а к тому, кто знает, надо держаться поближе и не ссориться с ним.

Поэтому он послушался, когда я сказал ему о пещере Франклина. И вопросов не задавал. Но коли кого обменяли, как нас, у тех появляется что-то общее. Одного увели, другого привели. Но все равно обменяли. Это вроде как когда в глазах двоится.

Я велел ему. И он послушался, в тот июньский день, когда сплавляли последыши.

С каждым днем сигналы становились все яснее.

Я совсем перестал разговаривать, чтобы собраться с силами. Как-то я сидел, опустив ногу в ручей, наверх всплыла пиявка и уселась мне на ногу, но кровь сосать не стала. Просто села, таким движением, каким гладят лошадиную морду, на мою ногу.

Это было очевидно. Я смотрел на нее с утвердительной улыбкой. Она уплыла, без единого слова.

Мы спустили бревна в воду, самое длинное поместили в середину, два других по бокам, и скрепили их поперечным брусом. Впереди прибили гвоздями поперечную доску, посередине три доски, сзади еще три. Мы пользовались шестидюймовыми гвоздями, и только сзади — трехдюймовыми.