Виктория Хислоп - Восход

Страшная правда распространялась от дома к дому, и люди, оглядев свои жилища, сразу осознали, что для них самое ценное. Одни хватали иконы, другие — кастрюли, некоторые паковали одеяла, кто-то — старинные часы. Были и те, кто вообще ничего не брал. Некоторые просто хватали то, что восполнить было невозможно, — своих детей. Времени на раздумья не было. Промедлив, можно было потерять все.

Клубы черного дыма поднимались над набережной и портом — атаки с воздуха продолжались.

Саввас был в «Восходе», когда на улице раздался мощный взрыв. Люстра в холле задрожала, и хрустальные подвески еще долго продолжали нестройно позвякивать.

— Кириос Папакоста, я ухожу. — Голос Костаса Франгоса дрогнул. — В отеле не осталось ни одного постояльца. И сотрудника тоже. — Он захлопнул книгу записей, поднял откидную доску и вышел из-за стойки в холл. — Меня ждет семья. Надо вывезти их отсюда.

Франгос всегда служил примером послушания, но сейчас был полон решимости настоять на своем. Единственное, о чем он мог думать, — это как увезти жену и детей в безопасное место. Слухи о том, что город взят, распространялись со скоростью пожара, и если босс ведет себя так, словно у него вечность впереди, Франгосу было на это наплевать.

Еще один самолет пролетел у них над головами. Хотя двери были закрыты, рев мотора отчетливо слышался. Они не знали, турецкий это самолет или греческий, но на их лицах отразилась тревога.

— Вам тоже надо уходить, кириос Папакоста. Люди считают, это ненадолго.

— Да, вы правы. Все ждут вмешательства международного сообщества. Через несколько дней, я уверен, мы вернемся к обычной жизни.

Франгос повернулся спиной к Саввасу и вышел. Он не знал, сохранит ли работу, но в данный момент он все больше понимал, что его жизнь и жизни его жены и детей в опасности. Его преданность Саввасу Папакосте достигла своего предела.

Хлопнула стеклянная дверь.

Саввас остался один. У него не было страха за свою жизнь — он испытывал страдание оттого, что отель пуст. В груди, там, где должно быть сердце, образовалась пустота.

Афродити стояла на балконе, когда подъехала машина Савваса и он бросился в дом.

Они жили на тихой улице, и в это время обычно большинство соседей спали, но сейчас тротуар был заполнен народом. Афродити нагнулась и слева увидела море. Солнце слепило, но она увидела непрерывный поток машин на эспланаде. Транспорт двигался в одну сторону — из города.

На пятом этаже, где иногда чувствовался легкий ветерок с моря, было душно. Аромат увивавшего стену жасмина, который садовник тщательно стриг и поливал три раза в неделю, чувствовался еще сильнее. Она зарылась лицом в пену из белых соцветий и машинально оторвала веточку.

Афродити смотрела, как люди выбегают из соседних домов, слышала канонаду, и ее охватил страх. Телефоны не работали.

Она побежала открывать дверь Саввасу.

— Нужно уезжать, — сказал он.

У Афродити пересохло во рту.

— Я соберу кое-что из вещей, — тихо отозвалась она, теребя кулон.

— Времени нет. Главное — украшения. Оставлять их здесь нельзя. И брать их с собой мы тоже не можем.

— Так что же делать?

— Оставим их в сейфе. Маркос нас ждет там. — Саввас порылся у себя в столе и взял какие-то бумаги. Потом направился к двери. — Жду тебя внизу, — бросил он на ходу.

Афродити стала собирать драгоценности.

Туалетный столик был сделан на заказ и представлял собой огромную шкатулку для драгоценностей. Каждый ящик, а их было пять с каждой стороны, имел свой ключ. Однако настоящего вора это вряд ли остановило бы.

Афродити достала десять ключей из книги, в которой были специально вырезаны страницы для хранения ключей, и открыла все ящики. Драгоценности лежали в мешочках или коробочках. Трясущимися руками, как могла быстро, она освобождала ящики, начиная с нижних и поднимаясь вверх. В каждом из них было с десяток коробочек или мешочков. Она обеими руками, захватывая по две коробочки зараз, ссыпала их в пляжную сумку. Если украшения и были связаны с какими-то воспоминаниями, об этом она сейчас не думала. Через три минуты туалетный столик опустел, за исключением верхнего левого ящика. Там что-то осталось.

Она пошарила в ящике и достала из дальнего угла зеленый бархатный мешочек с маленькой жемчужиной. Для Афродити она была дороже, чем все драгоценности в битком набитой холщовой сумке, которая лежала у ее ног. Афродити достала вышитый кошелек из сумочки, лежащей на туалетном столике, положила в него мешочек и защелкнула сумочку.

Внизу раздался истошный гудок клаксона. Саввас!

Торопясь к выходу, она заглянула в ванную, схватила полотенце и накрыла им драгоценности.

В лифте Афродити посмотрела на свое отражение в тусклом зеркале. На ней было новое платье и босоножки на высоком каблуке. Ощущение приближающейся опасности было сильным, но она тем не менее успела, спускаясь, подкрасить губы.

Толкнув дверь, она снова оказалась в пекле. Высунувшись из окна автомобиля, Саввас колотил кулаком по рулю и кричал:

— Афродити, скорей! Скорей же! Скорей!

Молча она забралась в машину, с трудом втащив тяжелую сумку. Опустила ее на колени и всю дорогу придерживала руками, чтобы та не свалилась. На полу под ногами сумка не умещалась.

Саввас не глушил мотор и, стоило Афродити захлопнуть дверцу, рванул с места.

— Черт, почему ты так долго возилась?!

Афродити проигнорировала вопрос мужа.

— Черт побери, я пять минут тебя ждал!

Он продолжал ворчать и ругаться, пока они выезжали на дорогу, ведущую к морю.

— Черт! Транспорт уже еле тащится. Если бы ты не возилась так долго… Хорошо еще, что Маркос ждет.

На подъезде к отелю у съезда на главную дорогу образовался затор. Саввас заметил его издалека, но все равно резко нажал на тормоз, будто это оказалось для него полной неожиданностью.

— Ты, конечно, не могла поторопиться, — бросил он с нескрываемым сарказмом. — Даже сегодня.

Афродити привыкла к тому, что всегда виновата, и научилась не реагировать. В противном случае это приводило к ссорам.

Они ждали, чтобы повернуть налево. Никто не желал уступить дорогу, но через несколько минут Саввас втиснулся в поток машин.

Они медленно тащились по шоссе. Каждый раз, когда приходилось тормозить, Саввас бил кулаком по рулю и ругался себе под нос. Афродити обливалась по́том. Тревога, стресс, жара — всего этого было достаточно, чтобы вспотеть, но настоящей причиной было душевное волнение. Скоро она увидит Маркоса! Казалось, прошла целая вечность. Она думала о нем тысячу раз в день.

Через десять минут — пешком было бы быстрее — они добрались до «Восхода».

В дверях обычно стояли два швейцара в униформе. На этот раз их встречал один человек — в обычных брюках и белой рубашке.