София Синицкая - Мироныч, дырник и жеможаха

Ганя не знал, сколько всего заработали Диего с Вавилоном. В своих карманах он нашёл шестьсот восемьдесят евро. Билеты на Бабея уже раскупили. Следующий концерт должен был пройти в городе Монтрё. Солнце жарило. Ганя зашёл в тёмный собор со сверкающими витражами, посидел у Мадонны — юной, прекрасной, с маленьким носиком, опущенными глазками и насмешливой нежной улыбкой. Её головка склонилась под тяжестью большой острозубой короны. Мадонну окружали святые со сбитыми лицами, у её ног примостился ухмыляющийся чёрт.

Около собора был магазин, где продавалось всё для собачек — подстилочки, лукошки, галошки, элегантные пальтишки с разноцветными пуговками и прочие необходимые вещи. Ганя попросил намордник для крупного пса. Кудрявая блондинка с кукольным лицом подала роскошный кожаный намордник. Ганя пошёл к Избе, который усердно работал на площади, разбудил его и нацепил обновку на вонючую слюнявую пасть. Пёс принялся визжать и обиженно скрести намордник. Пират растолкал Паскаля. Нищие направились к автобусной остановке, через полчаса они были уже у моря. Изба и Индиго смотрели на волны, ветер трепал их усы и косматую шерсть. А Ганнибал купил билет на поезд, истратив почти все оставшиеся деньги, и на следующий день уехал в Швейцарию.

Старушка мадам Вишт, проживающая в собственном доме на Цветочной набережной города Монтрё, просыпалась рано, вылезала, кряхтя, из постели и сразу шла под горячий душ, потому что это было верное средство разогнать кровь в жилах и спугнуть мигрень. Окна ванной выходили на озеро и острые снежные вершины. «Какие они агрессивные, эти пики Савойских гор!» — говорила себе каждое утро старушка и тут же вспоминала свою покойную сестру Мари. «Да, Мари тоже была резкой. Как она разговаривала с матерью, с мужем... Хорошо, что Иво не такой». Племянник Иво, который работал в Цюрихе и не хотел жениться, сделал ей недавно сомнительный подарок: поставил в ванной большое новое зеркало. Мадам Вишт это зеркало не нравилось. Всякий раз, выходя из душа, она видела отражение своего сморщенного, как трюфель, тела. Мадам Вишт любила старые, мутные зеркала. Они разглаживали ей лицо, в них томно сияли глаза и жемчужно переливались букли. Новое зеркало издевалось над мадам Вишт — дразнило и воровало последние крупицы женской привлекательности. Стараясь не смотреть в сторону сверкающего нахала, мадам Вишт чистила зубы электрической щёткой, полоскала рот, втирала в тонкую кожу с сетью синих вен питательный крем, похожий на взбитые сливки, надевала жёлтенький халатик и шла завтракать. Мадам Вишт усаживалась в кресло, топя больную спину в подушках. С худенькими ручками, острым носиком, круглыми глазками она была похожа на состарившегося цыплёнка. По дому бесшумно ходила прислуга. Подвозили столик; на бежевом с голубыми прожилками мраморе дрожали и звякали приборы. Старуха пила кофе с молоком, идеальными протезами кусала хлеб, политый тёмным каштановым мёдом, и задумчиво жевала, глядя в окно, в которое настырно лезла подруга детства — канадская лиственница.

Мадам Вишт хорошо знала утренний распорядок на набережной. Без пятнадцати шесть в сторону замка пробежит господин Рено. Через десять минул его попробует догнать господин Агин со своей огромной Кокин. В пять минут седьмого мимо окна мадам Вишт пронесутся Роже и Мирьям — молодожёны семидесяти лет. Они бегают быстрее всех и пробегут в обратную сторону гораздо раньше Рено и Агина с Кокин. Все они добегают до Шильонского замка. Раньше мадам Вишт тоже каждое утро бегала к Шильонскому замку. А теперь она с трудом передвигает тонкие скрюченные ноги.

«О, побежал! Здравствуйте, господин Рено!» Рено на ходу кланяется седой голове в окошке. «Здравствуйте, Агин, здравствуй, милая собачка!» Бодрый низенький Агин улыбается старухе. «О, вот и наши спортсмены, что-то поздновато сегодня. Но всё равно — вернутся первыми. Кто это с ними бежит? Должно быть, гость. У них часто гости. Бежит медленно. Устал. Какой толстый. Чёрный. Настоящий великан!»

Запыхавшийся гость остановился и крикнул что-то Роже и Мирьям, которые вырвались далеко вперёд. Они обернулись, сияя улыбками. Толстяк махнул им рукой — бегите, мол, не ждите меня, я здесь отдохну. Достал платок, вытер лицо, шею и тяжёлой походкой направился к скамейке, стоявшей перед домом мадам Вишт, у воды.

На скамейке уже кто-то был. Старушка давно приметила его: незнакомый человек с длинной шеей и острыми плечами. Он сидел неподвижно, запрокинув голову, видимо, любовался восходом. Горы и озеро меняли синий на розовый. Солнце вставало. Великан плюхнулся на скамейку и что-то сказал соседу. Тот не ответил, разговор не завязался. Мадам Вишт с беспокойством смотрела на скамейку. Это была её личная деревянная скамейка с резной спинкой и коваными ножками. Над ней качалась плакучая ива, вокруг росли пунцовые розы. Скамейка была очень дорога старушке, уже несколько лет она являлась конечным пунктом её пеших прогулок — из дома через дорогу к воде. У неё была мечта — умереть на этой скамейке, глядя на горы и озеро. Выдержит ли скамейка такого толстого негра? Не придётся ли её чинить?

Откинувшись мощным торсом на жалобно постанывающую спинку будущего смертного одра мадам Вишт, великан застыл. Пылающий апельсин медленно катился по острым вершинам. Казалось, что сейчас он напорется пухлой коркой на многозубую вилку и навеки застрянет. Отдохнув, негр тяжело поднялся и пошёл восвояси, переваливаясь, как медведь, подбородком и грудью вперёд.

«Ушёл!» Мадам Вишт с облегчением вздохнула. Ей тоже захотелось посидеть на скамеечке. Слуга осторожно ввинтил её узловатые ноги в зелёные замшевые туфли на толстом каблуке, вдел сухие руки-ветки в рукава льняного пальто с бордовым клетчатым воротником. Мадам Вишт вышла из дома и медленно побрела к воде, опираясь на трость и Александра. Эту трость ей подарил на девяностолетие племянник. Набалдашник был в виде черепа. Мадам Вишт сказала Иво, что грешно смеяться над старушкой, однако тростью пользовалась, потому что опираться на череп было удобно.

Старуха села на край скамейки, убедилась, что с одром всё в порядке, и внимательно посмотрела на Ганю. Он спал. Его лицо было спокойным, красивым. Высокий лоб, усики, ровное дыхание. Мадам Вишт увидела чемоданчик. «Неужели он здесь ночевал?» Темнокожий юноша не был похож на бродягу — элегантно одетый, с книжкой в руках. У него тоже была палочка. Мадам Вишт смотрела, как чайки ссорятся с вороной. Ворона стащила где-то кусок хлеба и уселась на мачте лодочки, пришвартованной к маленькой пристани. Это была лодка племянника. Чайки кружили над вороной и пронзительно требовали отдать добычу, а ворона их дразнила, покачивая клювом, из которого торчала пышная мякоть.