Павел Селуков - Добыть Тарковского

Докурив третью красную сигарету и додумав всю эту херню, я поднялся, оделся и зашел в Борискину квартиру. На табуретках стоял гроб. Бориска был желтым, худым и сморщенным, как китайская жопа. Я и еще трое работяг с завода спустили гроб к подъезду. Заплаканная Ангелина в темном платке была чрезвычайно хороша. К подъезду подъехал катафалк. Не ПАЗик, а самый настоящий катафалк, из американского фильма. Закапал дождь. Мать и кондовая родня сгрудились под козырьком. Заметив катафалк, мать встрепенулась:

— Это что за лак? ПАЗик где?

Я отреагировал.

— Я катафалк заказал, чтобы Бориска отдельно ехал, барином. А мы все в ПАЗике рванем. Давайте, мужики. Грузим Бориску в катафалк.

Загрузили. Когда похороны, все не в своей тарелке. Русское отношение к смерти напоминает отношение к зиме — лучше не замечать, перетерпеть, не высовываться. Тут кто проявит инициативу, тот и батя. Я подошел к Ангелине.

— Садись в катафалк. Поедем уже в храм. Остальные подтянутся.

— Да я со всеми, в ПАЗике.

— Нет. Жена не должна от мужа отлучаться. Не по-христиански. Да и промокнешь вся.

Лично я от запаха Ангелины весь промок. Ангелина села в катафалк. Рядом с гробом. Я сел на переднее сиденье. Водителем был мой приятель по училищу, совершенно отбитый наркоман Павлик. Он знал, куда ехать. Ангелина заподозрила неладное уже на выезде из Перми.

— Куда мы едем, Олег?

— В Ёбург. Кремировать Бориску. Сейчас тебе позвонит его мать. Вот листочек. Зачитаешь с него.

На листочке было написано, что жена имеет право хоронить или кремировать мужа на свое усмотрение, а мать со своим мнением тут нужна, как хуй в жопе.

Ангелина приняла этот крендель стоически. Во всяком случае, скандалить не стала, а мать отбрила чуть ли не опасной бритвой. Мать, подозреваю, впала в помутнение. Как-никак, сына спиздили, хоть и мертвого. А я всю дорогу ехал и думал — вот бы трахнуть Ангелину прямо в катафалке! Или вылизать.

До Ёбурга мы доехали за пять часов. Кремировали Бориску на раз-два (я договорился заранее). Выбрали урну. Серая такая, на Париж похожа. Ночью вернулись в Пермь. Вылезли из катафалка на Окулова. Дошли до середины Коммунального моста. Ангелина сняла крышку и посмотрела на меня вопросительно. Я кивнул. Звезды. Катер какой-то огоньками мигает. Темная вода. Прощай, говорю, Бориска! Участвуй после смерти в красивом, хитрая ты жопа! Развеяли. Поцеловал. Ждал пощечину, дождался языка. Ангелина. Маятник Фуко. Говно в проруби. Метамодернизм. Зашибись.

Я шел по улице и вертел головой, оправдывая существование шеи. Предосенняя Пермь напоминала меня, стоящего в прихожей за пять минут до отправки в детсад, только вместо молока с пенкой город подозревал зиму. Зима в Перми долга и уносит много жизней. Первыми не выдерживают старики. Потом слетают с катушек разнообразные творческие личности. В феврале безумие охватывает весь город. По этому поводу пекарь Семён Харитоныч в прошлом году зажарил жену в печке и навертел кулебяк. Тогда же двое кудымкарцев зарубили топором малосимпатичного мужчину. Тогда же трое кришнаитов съели собаку. Тогда же мать выбросила из окна четырех кошек и одного ребенка. Тогда же Василий Головотяпов умертвил старуху-мать. На допросе он обвинил в преступлении февраль. Тогда же трое хулиганов изнасиловали флейтистку из филармонии, указав следователю, что нормальные люди в юбках зимой не ходят. Тогда же случилось массовое самоубийство железнодорожников паленой водкой.

Тогда же... Много чего произошло тогда же. Власти решили действовать. Историки засели в архивах. Чекисты рыли землю мозолистыми носами. Философы считали ворон. Политологи играли в интеллектуальные игры. Все искали ответ на простой вопрос: как пережить зиму без больших человеческих потерь и сомнительных кулебяк? Вскоре ответ был найден. В древних зороастрийских текстах, где говорится о рождении Заратустры, черным по белому сказано: от лета до лета не прожить пророку в Пермской области, ну да жертвоприношение поможет ему. Сначала убивали быков. Отыскали для этого неприметную деревеньку и каждый август убивали. Не помогло. Потом убили лосей, медведей, двух росомах и бессчетное количество коров на Кунгурском мясокомбинате. Естественно, все убийства происходили за счет Министерства культуры, потому что гордума рассудила, что жертвоприношения по их части.

К 2014 году в Перми убили все живое по одной штуке, кроме человека. Жертвоприношенческая логика была неумолима. Либо мы приносим в жертву хомо сапиенс, либо зимняя пляска смерти продолжится. Собственно, именно на этом этапе власти города обратились ко мне. Однако, здравствуйте. Меня зовут Игнат Губов. Я серийный убийца на отдыхе. Работаю по всему миру. Корпоративным клиентам скидка. Третье убийство в подарок. Действуют бонусные карты. При заказе многодетной семьи — дети бесплатно. В сентябре 2014 года меня трудоустроили в Минкульт Пермского края на полставки консультантом. По историческим документам выходило, что жертву нужно принести на берегу Данилихи утром 23 сентября, в день осеннего равноденствия. Чтобы не было шумихи, мэр Иван Сероцветов приказал использовать бомжа или велосипедиста, потому что «они уже затрахали всех».

Я хорошо отношусь к бомжам, поэтому остановил свой выбор на велосипедисте. Чтобы поймать велосипедиста в Перми, надо идти более минуты по специально выделенной велосипедной дорожке. Срабатывает мистический закон велосипедных дорожек: стоит пешеходу на нее ступить, как тут же появляется велосипедист и начинает возмущаться. Я ступил на велодорожку глухой ночью 23 сентября. Через тридцать секунд меня попытались задавить. Я воспользовался шокером и скотчем. Любезно предоставленный мне наряд ППС помог загрузить велосипедиста в багажник. В полшестого утра полицейские высадили меня неподалеку от Данилихи, помогли уложить велосипедиста на плечо, перекрестили троекратно и уехали. Ровно в 6:27 нож, исполненный в пермском зверином стиле, вспорол грудную клетку велосипедиста. Ровно в 6:29 его горячее сердце было закопано в глиняное дно Данилихи. Однако обряд снова не помог.

На следующий год Иван Сероцветов сказал: «Ну, я не знаю... Убей вегана. Надо же кого-то убивать? Как представитель власти я не могу бездействовать!» Я пожал плечами. Вегана так вегана. Лишь бы убивать, тут я с Иваном Сероцветовым полностью согласен. Изловить вегана ничуть не сложнее, чем велосипедиста. Достаточно зайти в их чатик и сказать, что ты тоже хочешь стать веганом, но немножко сомневаешься. Дальше — по накатанной. Шокер, скотч, ППС, крестное знамение, нож звериного стиля, сердце, глина. Не помогло. Иван Сероцветов рвал волосы в носу. Я относился к неудачам философски. В каком-то смысле убийство — вполне самодостаточная вещь. Итак. В 2014-м я убил велосипедиста. В 2015-м вегана. В 2016-м Иван Богданыч распорядился умертвить эколога. В 2017-м жребий пал на феминистку. И вот наступил 2018 год.