Джей Вэнс - Элегия Хиллбилли

Сперва я решил, что официантка издевается. Потом применил дедукцию и догадался, что речь идет о разных сортах белого вина. Поэтому заказал шардоне — не потому что не знал, что собой представляет совиньон блан (хотя, если честно, то не знал), а потому что шардоне проще выговорить. Итак, вечер только начался, а я уже допустил первый промах.

На подобных мероприятиях следует ловко балансировать между скромностью и нахальством. Я пытался быть собой: всегда считал себя общительным, но не чересчур навязчивым. Правда обстановка вокруг располагала к тому, чтобы пялиться во все глаза на убранство зала и поражаться вслух стоимости этого барахла.

Бокалы блестели так, словно их отдраили стеклоочистителем. Костюмы официантов явно не купили на распродаже, а пошили на заказ из чистого шелка. Скатерти на столах были мягче моих простыней. И вот в такой обстановке мне предстояло «быть собой»! Когда мы наконец сели ужинать, я решил сосредоточиться на одной задаче: получить работу, а все восторги оставить на потом.

Такой настрой продлился ровно две минуты. Мы заняли свои места, и официантка спросила, принести мне фильтрованной воды или минеральной. Я невольно закатил глаза: каким бы пафосным ни был ресторан, называть воду «минеральной» уже слишком — не минералы же в ней вымачивают, в конце концов… Тем не менее я заказал именно минеральную воду. Наверное, она лучше. Полезнее для здоровья.

Я сделал только один глоток и поперхнулся — самая мерзкая жидкость, какую я только пробовал! Помню, как однажды налил в «Сабвее» диетической колы, но оказалось, что она без сиропа — закончился. На вкус та дрянь была точь-в-точь как эта «минеральная вода». «Какая-то она у вас странная», — возмутился я. Официантка извинилась и пообещала принести новую бутылку «Пеллегрино» [69] «Сан-Пеллегрино» — минеральная вода натуральной газации из источника в итальянских Альпах. . Только тогда я понял, что «минеральная вода» означает «газированная». К счастью, мой позор заметил только один человек — моя однокурсница. Я взбодрился. Больше никаких промахов!

Однако тут я посмотрел на стол и увидел неимоверное количество посуды. Девять столовых приборов? Интересно, зачем мне разом три ложки? И к чему столько ножей — для масла? Затем я припомнил один эпизод из фильма: вроде бы есть какие-то правила этикета относительно того, куда надо класть столовые приборы и в каком порядке ими пользоваться… Я извинился, выскочил в туалет и позвонил своей духовной наставнице: «Юша, что мне делать с этими чертовыми вилками? Не хочу выглядеть дураком!» Вооружившись ее советом: «Сперва брать самые крайние приборы, а потом те, что ближе к тарелке; не есть грязными вилками новые блюда, и да, та толстая ложка — для супа», я вернулся за столик, готовый поразить своих будущих работодателей прекрасными манерами.

Остаток вечера прошел без происшествий. Я вежливо болтал, вовремя вспомнив, что Линдси всегда заставляла меня сперва прожевывать пищу и лишь потом открывать рот. Разговор шел о профессии, об учебе в Йеле, о корпоративной культуре и немного о политике. Рекрутеры оказались очень славными людьми, и за моим столиком приглашение на работу получили все — включая бестолкового парня, который плевался минералкой.

Именно во время этой трапезы, за которой последовали новые собеседования и интервью, я начал понимать, что изнутри вижу систему, недоступную большинству моих прежних товарищей. В йельском центре по трудоустройству не раз подчеркивали: очень важно вести себя естественно, быть человеком, ради которого интервьюеры готовы приехать на другой конец страны. В общем-то, это логично — в конце концов, кому хочется работать вместе с нахалом и сволочью? — но непонятно, почему на этом акцентировалось такое внимание. Нам говорили, что рекрутеры оценивают нас не по студенческим достижениям (диплом Йеля сам по себе уже открывал все двери), собеседования были скорее тестом социальным: на умение вести себя в корпоративном конференц-зале и налаживать связи с потенциальными клиентами.

Считалось, что сложнее всего именно попасть на собеседование. Правда у меня с этим трудностей не возникло. Всю неделю я поражался тому, до чего легко получить доступ к самым уважаемым юристам страны. Все мои друзья прошли через десяток интервью и почти везде получили предложение сотрудничать дальше. Лично у меня было шестнадцать собеседований, и к концу недели я так избаловался (и устал), что пару приглашений даже отклонил. Годом ранее, после колледжа, я мыкался в поисках приличной работы и везде получал отказ. Теперь же, после одного курса в Йеле, мне предлагали шестизначную зарплату — причем делали это люди, которые работали в Верховном суде США!

Было очевидно, что поиски работы зависят от какой-то мистической силы, и я только что ощутил на себе ее воздействие. Мне всегда казалось, что, если тебе нужна работа, надо открыть интернет-сайт биржи труда и посмотреть вакансии. Разослать в десяток мест резюме. А потом молиться, чтобы хоть кто-то перезвонил. У некоторых везунчиков был приятель, который мог бы в отделе кадров положить твое резюме поверх стопки. Если профессия востребованная — вроде бухгалтера, — то, вероятно, процесс занимал немного меньше времени. Хотя в целом правила одни и те же.

Увы, таким путем ты почти наверняка ничего не добьешься. За одну неделю я понял, что успешные люди ведут совсем другую игру. Они не выкладывают резюме на биржу труда в надежде, что кто-то из работодателей им соблазнится. Они действуют иначе — через сложную сеть знакомств. Шлют письма напрямую, зная наверняка, что адресат их получит. У каждого за спиной есть дядюшка или кузен со связями. Благодаря университетской службе трудоустройства они проходят собеседования заранее, а родители объясняют им, как надо одеваться, что говорить и к кому обращаться за помощью.

Это вовсе не значит, что твое резюме или результаты собеседования ничего не решают. Безусловно, они тоже важны. Однако куда больший вес имеет так называемый «социальный капитал». Это термин из области науки, его используют экономисты, но сама концепция довольно проста: все наше окружение, люди и учреждения, имеет свою цену. Они позволяют связаться с нужным человеком либо получить ценную информацию. Без них мы — ничто.

Это я уяснил на собственном опыте — весьма болезненном — во время одного из последних собеседований. К тому моменту все разговоры велись по одному сценарию, словно заезженная пластинка: меня спрашивали об интересах, хобби, будущей специализации. Затем интересовались, есть ли у меня какие-то вопросы. Через десяток интервью заученные ответы отлетали от зубов сами собой, а дотошностью я не уступал бывалым юристам. Беда в том, что на самом деле я понятия не имел, чем хочу заниматься и в какой области права буду специализироваться. Я даже не знал, что означают мои вопросы о «корпоративной культуре» и «условиях отдыха для сотрудников». Весь процесс собеседования походил на отрепетированный спектакль. Мне не хотелось выглядеть дураком, поэтому я успешно отыгрывал свою роль.