Мил Миллингтон - Моя подруга всегда против

– Дверь выходит во двор?

– Да. Но я ей не пользуюсь. Если хотите осмотреть двор, надо выйти через парадную дверь и пройти по дорожке. Тут… простите… тут у нас гостиная, где мы сидим и смотрим телевизор.

– Кажется, раньше здесь были две комнаты?

– Похоже на то. Когда я поселилась, уже так и было, но на потолке видно, где была красная краска, а где желтая, не правда ли? Наверное, по этой границе раньше проходила стена.

– Да-да.

– Наверху смотреть будете?

– Будем.

– Хорошо. Ступайте за мной. Осторожнее с этой вазой. Она из Португалии. Направо… Направо… Нет, это – лестничная площадка. Это – туалет.

Я берусь за ручку, но женщина заступает мне дорогу:

– Мне не хотелось бы, чтобы вы туда заглядывали.

– Как скажете.

– А это – спальни.

– Три спальни?

– Да. Вернее, две и кладовка. Но в кладовке поместится еще одна кровать, не слишком широкая.

Урсула сует голову внутрь и смотрит.

– Если здесь поставить кровать, дверь не откроется.

– Дверь можно снять с петель.

– А окна? Рамы не двойные?

– Нет, не двойные. Не собралась их установить.

– Спасибо, что показали нам дом. – Мы начинаем спускаться по лестнице. – Он очень милый.

– Номер риелтора у вас есть, верно?

– Да. В офисе нам сказали, что перезвонят в понедельник узнать, что мы надумали.

– Я цену не сброшу, – добавляет хозяйка, открывая нам дверь.

– Нас предупредили.

– Тогда ладно.

– Тогда ладно.

– До свиданья. Спасибо.

– До свиданья. Буду ждать звонка в понедельник.

Мы улыбаемся друг другу, она закрывает дверь, мы уходим. Урсула целеустремленно вышагивает по тротуару. Я заглядываю ей в лицо:

– Мне понравилось.

– В машину!

Дом.

– Скрывать не стану, – агент поигрывает ключами, – потребуется небольшой ремонт.

Дом.

– Мистер Ричарде? Здрасьте, я – Пэл, это – Урсула, мы пришли смотреть дом. Извините, мы немного рано, но мы заметили машину перед домом и подумали, что… Мы можем вернуться через десять минут…

– Нет, ничего. Проходите.

Входим, нам показывают гостиную. Там, где раньше на стенах висели картины, остались прямоугольники более яркого цвета. Комната имеет скорбный, задумчивый вид, какой всегда бывает у жилища, покинутого прежними обитателями со всеми их пожитками, но состояние у нее довольно приличное. А вот у мистера Ричардса оно так себе. Он одет в костюм, но сдается, что костюм надели еще месяц назад, да так и не снимали. Трехдневная щетина, под глазами черные мешки от бессонницы.

– Гостиная, – произносит мистер Ричардс, широко разводя руки и потом соединяя их с хлопком. – Центральное отопление, как видите. Центральное отопление во всех комнатах.

– Когда провели? – интересуется Урсула.

– Лет десять назад, как раз накануне нашей первой зимовки в этом доме… Да… Но техосмотр проводили каждый год. Все работало исправно. Да. А что ему сделается. Идем дальше?

– Мы за вами.

Мистер Ричарде вводит нас в следующую комнату. Между створчатыми окнами до пола, выходящими в запущенный сад, втиснут на редкость противного вида камин.

– Столовая. Как видите, есть камин, уют придает.

– Да, здесь очень уютно.

– Комната не такая большая, как гостиная, но вполне приличного размера.

Урсула смотрит в окно на траву, вымахавшую под три метра.

– Давно выехали отсюда?

– Да. Несколько месяцев назад. Сейчас живу с братом и его семьей, пока квартиру себе не подыщу. Этот дом надо продать, чтобы поделить деньги, – раздел имущества по разводу.

– Вот как, – оживляется Урсула, и у меня холодеет в желудке. Не просто холодеет, температура внутри мгновенно падает на двадцать градусов Цельсия.

Обычно я забываю, что Урсула – немка. Честно говоря, мы редко ходим на званые ужины и официальные приемы, поэтому ее немецкий этикет, подразумевающий вопросы в лоб, не часто дает о себе знать. Слово «такт» и по-английски, и по-немецки звучит одинаково. Однако, несмотря на внешнее сходство, между этими словами такая же разница культур, как между периной из гусиного пуха и блицкригом. Я смотрю на Урсулу в упор, на ее заинтересованное лицо, пытаясь хоть что-то вымолвить. Рот Урсулы неумолимо раскрывается.

– По разводу? А из-за чего развод?

– Я… э-э… мы с женой расстались около восьми месяцев назад.

– Нет, я хотела спросить, это вы подали на развод или она? Или вы вместе?

Мистер Ричарде кашляет. Я прихожу в себя и задираю руку:

– Кухня – вон там, говорите?

Мистер Ричарде не замечает намека.

– Подавали совместно. Хотя где там совместно – она спуталась на работе с каким-то обормотом, ха-ха-ха. У них это, очевидно, продолжалось черт знает сколько времени. Сука. Но написали, что «не сошлись характерами», чтобы все было цивилизованно, без ребячества.

– Кухню можно посмотреть?

– Не думаю, что ей следовало раздвигать ноги перед любым прохиндеем, заскочившим на пару минут, в этом вопросе мы с ней точно не сходимся.

– Извините, – искренне произносит Урсула. – Наверное, очень тяжело, когда брак распадается таким образом. Особенно для вас, ведь вам вдобавок нанесли сексуальное оскорбление.

Следующие двадцать минут я брожу по дому, охваченный животным ужасом, и поэтому ничего вокруг не вижу. На выходе Урсула морщит нос и сетует на отсутствие гаража, поэтому цену мы не предлагаем.

Ру и Трейси застолбили столик в кафе «У Патрика»; при моем появлении Ру выжидательно уставился на меня.

– Что на свете звучит приятнее всего? – спросил я.

– Когда шикарная женщина ругается матом. Э-э, а ты знаешь, что на тебе костюм?

– Тихо. У него сегодня собеседование. – Потянувшись вперед, Трейси постучала Ру по лбу.

– Ах да. Должность TCP. Ладно, в виде моральной поддержки оплачу твой обед.

– Господи, как ты можешь говорить о еде? У меня сейчас не желудок, а сушильный барабан.

– Ха! Значит, не придется позориться и занимать у тебя же деньги. Как насчет чашки чая?

– Чай сгодится.

– Трейси, купи бедняге чашку чая, а?

Трейси, не моргнув глазом, пододвинула мне чашку Ру.

– Я слышала, что у тебя есть шансы.

– Правда?

– Ага. Расслабляться не стоит, но говорят, кандидаты со стороны не шибко хороши.

– Откуда ты это взяла?

Трейси пожала плечами:

– Здесь кадровички недавно пирожки покупали.

– Отлично. На то и расчет: на такую говенную зарплату гарантированно позарятся только придурки.

Ру кивнул:

– И тогда ты сможешь сказать: «Видите, я – такой же придурок, как они, но хотя бы знаю, где что лежит».

– Это и есть мой козырь.

– Ты возьмешь свое, – улыбнулась Трейси.

– Да-а, они и так знают, что с колен ты уже не поднимешься, кроме того, это всего лишь айтишная должность, и ты ее уже занимаешь.

– Занимать-то занимаю, но моя квалификация выглядит бледно.