Барбара Шеррод - Подруга игрока

Несмотря на то, что на руках у мистера Чарльза Гастингса было полно фигурных карт, он хмурился. До него доносился некий запашок, и запашок этот был не из приятных. Гастингс сделал стойку, словно породистый пес. Он поднял глаза и внимательно осмотрел салон, как будто малиновые стены и создающий оптическую иллюзию потолок игорного дома миссис Стаут могли раскрыть ему источник этих странных ощущений. Наконец глаза его остановились на противнике, утопающем в кружевах лорде Эверарде. Мгновенно Гастингс понял: этот джентльмен, если такового можно назвать джентльменом, надувает его. Несмотря на свою голубую кровь, титул и предполагаемое богатство, его светлость мало чем отличался от какого-нибудь капитана Шулера.

Большие серые глаза мистера Гастингса сверкнули. Суровое выражение, которое так не шло его цветущему мальчишечьему лицу, сменилось озорной улыбкой. Подумать только, ведь всего несколько минут назад его одолевали приступы зевоты и казалось, что он поседеет от старости, не дождавшись конца этого скучнейшего пикета! Не удивительно, говорил он себе тогда, что заведения, подобные тому, какое содержала в Сент-Джеймсе миссис Стаут, называют игорным адом. Для Чарльза Гастингса не было на земле ада страшнее, чем скука. Теперь, однако, он воспрял духом, по той причине, что лорд Эверард возомнил, будто его можно облапошить. Настроение мистера Гастингса не испортилось, даже когда Эверард засчитал себе очки за репик.

Игра закончилась тем, что в распоряжение его светлости перешло несколько сотен гиней. Мистер Гастингс поднялся и объявил радостно, если не сказать — излишне радостно:

— Вам сегодня сам черт помогает, Эверард!

Эверард, приняв эти слова к сведению, кивнул.

— Надеюсь, — сказал он, — это не такая уж большая для вас потеря, чтобы вы заявили о прекращении игры.

— Я никогда не заявляю о прекращении игры, пока играю на деньги, выигранные тут же, и поскольку у меня еще есть выигрыш от партии в двадцать одно, я полностью к вашим услугам.

— Я боялся, что вы решите уйти.

— Обычно в иерархии удовольствий у меня на первом месте стоит пикет, а на втором — застолье, однако я придерживаюсь правила, согласно которому играть на пустой желудок — все равно, что напрашиваться на рубикон [1] Термин игры в пикет ( здесь и далее примеч. перев .). . Словом, прежде, чем мы возобновим игру, я намерен побаловаться деликатесами в столовой миссис Стаут.

Угрюмый взгляд Эверарда свидетельствовал о том, что он не был расположен менять своего «голубя» на копченого лосося и ледяное шампанское. Он рассеянно тасовал колоду карт.

Краткое наблюдение за руками лорда подсказало мистеру Гастингсу, что Эверард добился шулерского успеха не за счет ловкого тасования карт. В противном случае у него сложилась бы привычка держать расстояние между большим и указательным пальцами, что позволяет при сдаче ловко снимать карту из-под колоды. Нет, пальцы у его светлости были сжаты, как у скряги, и это означало, что он использовал какой-то иной прием. Мистер Гастингс надеялся, что раскрыть этот прием будет не слишком легко. Ведь иначе пропадет весь азарт!

Он заключил сам с собой пари: когда пробьет два часа, он уже будет в состоянии положить конец дальнейшим попыткам мошенника подложить свинью своим партнерам. В случае выигрыша он купит себе лошадь, которая недавно покорила его сердце на «Таттерсоллз» [2] Лондонский аукцион чистокровных лошадей. . В случае поражения он прекратит играть до конца сезона и ограничится игрою в вист со своей матушкой. При этой мысли его передернуло и решимость победить укрепилась в нем еще более.

— Я обожду, пока вы отужинаете, — строго произнес Эверард.

Мистер Гастингс отвесил галантный поклон:

— Я уверен, что могу положиться на вас.

С этими словами он вышел из гостиной, минуя стол для игры в фараон, и спустился по ступеням, покрытым малиновой ковровой дорожкой.

Хотя, по мнению мистера Гастингса, меню, предлагаемое миссис Стаут, было рассчитано исключительно на инвалидов и сельских помещиков, он улыбнулся, обнаружив, войдя в столовую, что во главе стола возвышается, потягивая кларет и облизывая губы, Феликс Деуитт, его давнишний и верный приятель, щеки которого были намного более пухлыми, нежели карманы, и который к тому же был должен ему несколько сотен гиней.

Мистер Гастингс так хлопнул приятеля по плечу, что тот чуть было не расплескал вино.

— О, это ты, Гастингс! — сказал Феликс. — Полагаю, ты утомился от выигрышей и зашел сюда, чтобы помочь мне испачкать сюртук?

— Я продуваюсь.

Феликс внимательно посмотрел на него.

— Дурачишь меня.

— Не дурачу. Если уж на то пошло, дурачат как раз меня.

— Еще не родился такой человек, который смог бы тебя одурачить.

— Пройди в игорный зал, и ты увидишь человека, который считает иначе.

— Кто же это, черт побери?

— Эверард.

— Господь с тобой!

— Я поражен не меньше тебя. Ничего такого не слышал ранее об этом типе. Как ты думаешь, что толкнуло его на нечестную игру со мной?

Феликс взял со стола лимонное пирожное. Откусив немного, он закрыл глаза от удовольствия.

— Полагаю, подобно тебе, он неравнодушен к выигрышу.

Мистер Гастингс рассмеялся.

— Неравнодушен настолько, что идет на риск быть пойманным за руку, разоблаченным, выдворенным отсюда и выброшенным из общества?

— Вероятно, ему приходится тратиться на свою новую пассию, миссис Бакслей, — ответил Феликс, губы которого были вымазаны лимонным кремом.

— Никогда не слышал о ней.

— Чрезвычайно милое создание и невероятно дорогое.

— Эта характеристика подходит поистине ко всем моим знакомым дамам.

— Она без ума от фараона. Неужели ты не встречался с ней?

— Я в фараон не играю. Там надо сдавать в банк половину выигрыша, а это противоречит моим принципам.

— Она как раз сейчас играет в фараон, можешь взглянуть на нее, если хочешь.

— Ты думаешь, Эверард притащил ее сюда?

— Полагаю, что он не смог удержать ее. Совсем недавно прибыв из сельской местности, эта леди с такой стремительностью приобретает лондонские пороки, что ее можно принять за урожденную столичную даму.

Размышляя над этой информацией, мистер Гастингс уничтожал выставленный на столе провиант. Отпробовав кусок кожи, закамуфлированный под ростбиф, он тут же отставил тарелку.

— Умоляю тебя, Феликс, скажи мне, как ты ухитряешься питаться таким фуражом?