Екатерина Шпиллер - Маленький памятник Эпохе прозы

- Дурочка! - мама посмотрела на меня с нежностью. Не обычной, не каждодневной. Настораживающей. - Я имею в виду - из России. Ты должна уехать в Израиль. Это проще всего, получится моментально.

- А, - успокоилась я. - Это да. Прям завтра и займусь.

- Дочь, я серьёзно, - мама взяла меня за руку. - Я не думала, что до этого дойдёт, но после всего... Слушай, не будет здесь толку. Поезжай, строй жизнь в нормальной стране!

Я отодвинула тарелку с жарким. Аппетит пропал, даже тот небольшой, который изредка появлялся к вечеру.

- Хорошо. Допустим, ты права и, как в анекдоте - "хоть тушкой, хоть чучелом, но ехать надо". Почему только я? Почему не мы? Мы вместе!

У мамы скривились губы, как у девочки, которая хочет заплакать, но изо всех сил сдерживается.

- Ну, куда мне? Возраст уже не тот - пятьдесят скоро. Сердце больное. Уже не освоюсь, не адаптируюсь. Язык не выучу. Честно - боюсь. И сил нет. Мне здесь лучше доживать.

- Так. Тебе скоро пятьдесят. У тебя больное сердце. Там уже не освоишься и боишься. У тебя нет сил. Ты перечислила все причины, по которым я не поеду... без тебя.

- Это глупо! - мама почти крикнула и легонько шлёпнула ладонью по столу. - Ты заставляешь меня чувствовать себя якорем, камнем на твоей шее! Заставляешь жалеть, что я всё ещё живая!

- Не дури, пожалуйста! - что ж, я тоже умею повышать голос, коли так. - У нас с тобой остались только мы с тобой! Подумай! Как мы можем расстаться? А? А?

- Только не плачь! - испугалась мама. Я и не заметила, что по щекам потекли слёзы. Ничего себе! Изменила обычная выдержка, Демон подвёл. Видимо, он здорово поизносился за последнее время, прохудился и больше никуда не годится.

Я неряшливо утёрлась рукавом и заметила, что мои ладони мелко дрожат. Как всё плохо-то. К сожалению, мама заметила тоже:

- Доча...

Сжавшись, как пружина, сцепив челюсти, закрыв глаза, я дала себе команду "А ну соберись, тряпка!", глубоко вздохнула, расслабилась и... перестала дрожать и реветь. Открыв глаза, твёрдо произнесла:

- Никуда без тебя не поеду. И давай это будет наш последний разговор на тему эмиграции, хорошо?

Мама опустила голову.

- Ты очень меня расстроила, Белочка.

- Уж прости. Ты меня тоже.

По утрам никакая, пустоголовая, вялая и ни на что не годящаяся я топала на работу и уже была морально готова к увольнению, потому что два серьёзных косяка - это и так много. Так теперь я раз за разом не выдерживала сроки. Никогда прежде не было, чтобы ко мне каждые четверть часа врывался кто-то с криком "Ну как? Готово? Давай в темпе, не успеем - всех убьют!"

Дело в том, что часто я часами сидела за компьютером, тупо глядя в экран и играя с кнопочками: А. ББ. ВВВ. ДДДД. Потом Delete и снова: Я. ЮЮ.ЭЭЭ... Весьма интеллектуальное занятие, правда? Но в моей голове было пусто и гулко. И вообще всё равно. "Что воля, что неволя..."

Наконец, случился третий вызов в высочайший кабинет. Бредя туда, слова "Вы уволены!" я повторила сама себе много-много раз, чтобы привыкнуть к ним, распробовать, получить прививку и отреагировать достойно. Всё справедливо: работник из меня никакой. И пока что я с собой справиться не в состоянии. Никто не обязан ждать, когда я "склеюсь" обратно.

- Кондратьева, я в курсе, что у вас приключилось в последние месяцы, давайте так: вы берёте неделю в счёт отпуска, приходите в себя, возвращаетесь и работаете, как прежде. Мне очень не хочется вас увольнять, но я бы это сделала, если б мне не объяснили, что происходит.

- Кто объяснил? - ошарашенно спросила я.

- Неужели непонятно? - бриллианты в ушах сверкнули особенно выразительно - с возмущением. - Нина Сергеевна, кто ж ещё! Такую мне тут цыганочку с выходом устроила, разъясняя, когда можно увольнять человека, когда нельзя, когда это оправданно, а когда аморально. Пришла вдруг, кричала... Аж проняло до костей! - мадам Костюм колыхнулась, хихикнув. - Впрочем, простите... ничего смешного. Вы измотаны, даю неделю отпуска. Ступайте и отоспитесь, придите в себя.

Шоки бывают разных видов и сортов. В тот раз я испытала очередной новый, доселе мне незнакомый.

Когда я зашла к Нине Сергеевне - без стука, просто зашла, она развернулась ко мне на стуле, глядя испуганно, и почему-то шёпотом спросила:

- Ну что, как?

- Нина Сергеевна. Спасибо. Всё в порядке. Вот большое спасибо. Большое. Вот спасибо... - неожиданно для себя я наклонилась к ней, маленькой толстушке, обняла её и заплакала, стараясь это делать как можно тише, тыкаясь лбом в её плечо. От неё почему-то пахло розовым маслом.

- Ну-ну, деточка, всё будет хорошо, всё образуется, - тётя Мотя гладила меня по волосам и ласково говорила банальные, ничего не значащие, но такие нужные в тот момент слова.

Кажется, со слезами прорвалось, как волдырь, и вышло громадное моё напряжение. Всю неделю отпуска я отсыпалась. Без помощи всяких препаратов. Просыпалась, пила кофе, что-то читала, что-то смотрела по телеку и снова спала. Вечером приходила мама и готовила ужин. Стыд какой! Она с работы приходила и готовила! Но я не могла себя заставить ничего делать.

Мы ужинали, и я, сытая зомби, опять топала в свою комнату и бухалась в неубранную ни разу за семь дней постель.

И, как оказалось, мне действительно надо было просто отдохнуть. Отоспаться и отлежать бока. К концу недели я почувствовала, как что-то меняется в моей голове, проясняется, что ли. Моему телу захотелось движения, разуму - работы. Я соскучилась по свежему воздуху, по людям и даже по уличному шуму. Я пришла в себя.

И когда закончился мой неожиданный отпуск, то с энтузиазмом вышла на работу и полностью в неё погрузилась - на радость коллегам и начальству. Всё-таки им меня не хватало.

Только вот зарплата теперь стала обидной - у всех, разумеется. Каждый раз, получая в бухгалтерии деньги, я грустно вздыхала, вспоминая былое.

- Всё-таки, думаю, тебе надо уезжать, - мама не прекращала доставать меня темой отъезда. Особенно в дни зарплаты.

- Только с тобой.

- Ты заставишь меня жалеть, что я живу, - угрожающе произносила мама.

- Я это сто раз уже слышала. Когда тебе надоест?

- Здесь ненадёжно, всё зыбко, - мама меняла тон на жалобный. - Мне очень тревожно за тебя, из-за этого болит сердце.

Опять шантаж.

Я стремительно уходила в свою комнату, хлопнув дверью.

Утро сурка, день сурка, вечер сурка.

Я - сурок.

НАКАНУНЕ МИЛЛЕНИУМА

Вот и наступил 1999 год.

Когда я получила по "мылу" весёлое поздравление с Новым годом от Люды, то коротко поблагодарила её и сообщила про Веру. В тот же вечер от подруги пришло письмо: "Белочка, родная! Я всё понимаю и хочу тебя обнять! Ужасно сожалею о Вере! Это так печально... Когда захочешь, когда сможешь, напиши. Я каждый день проверяю почту.

Люда"

Девяносто девятый год. Последний уходящего века. Вокруг яростно спорили - последний или предпоследний? Когда начинается следующий - в нулевом году или в первом? И вообще - что случится, когда во всех компьютерах обнулится дата - ошибка 2000? О-о-о, нас ждёт катастрофа, коллапс, нечто невообразимое - ошибка 2000! Готовимся, ждём, старательно пугаем друг друга. Смешные люди!