Александра Полстон - Санта–Барбара II. Книга 2

— А что, если, скажем, через неделю–другую я нарушу какое‑нибудь из многочисленных правил, установленных тобой в собственном доме? Что произойдет в таком случае?

СиСи поморщился.

— Я не думаю, что это произойдет. Вот посмотришь — ты ничего не нарушишь. Во всяком случае, я в этом уверен.

СиСи встал с кресла, подошел к столику и снова налил себе в стакан воды. Он стал пить воду мелкими глотками, словно пытался скрыть свои сомнения и колебания.

СиСи терпеливо ждал ответа. И, наконец, Мейсон сказал:

— Нет, отец, я не могу жить по правилам, установленным не мной. Я, вообще, не могу жить по правилам.

СиСи почувствовал, что в его переговорах с сыном наступает кризисный момент. Ему пришлось приложить всю силу своего убеждения и даже кое–чем пожертвовать.

Подойдя ближе к Мейсону, он с той искренностью, на которую только был способен, произнес:

— Мейсон, я обещаю тебе — двери дома никогда больше не закроются перед тобой. Это мое твердое слово!

Мейсон отрицательно покачал головой.

— А если мы поссоримся?

СиСи продолжал уверенно заявлять:

— Да, ты прав, Мейсон. Разумеется, мы не обязаны во всем соглашаться друг с другом, более того, мы даже можем ссориться, но это совершенно не означает, что я буду прибегать к подобным средствам повторно. Один раз такое между нами уже было. Клянусь тебе, что это больше не повторится.

Мейсон снова принялся медленно расхаживать по комнате, не скрывая мучительных колебаний, которые он испытывал.

Кусая губы, он сказал:

— Отец, мне, конечно, приятно слышать из твоих уст такие слова, но можешь не обольщаться — дело из суда я не заберу. Двадцать пять миллионов компенсации — это слишком серьезная сумма — и я буду бороться с тобой и твоими страховыми компаниями как зверь.

СиСи пожал плечами.

— Ну ладно.

— Что ладно? — вскинул голову Мейсон.

СиСи спокойно отреагировал на несколько взвинченный тон голоса сына.

— Я говорю, ладно можешь продолжать свое дело. Меня сейчас интересует не это.

— А что же?

— Ты вернешься домой?

Мейсон, все‑таки, не мог обойтись без колких замечаний:

— Что, отец, я, по–твоему, стою больше, чем двадцать пять миллионов долларов? Или ты считаешь, что эта сумма для тебя не слишком значительна?

СиСи почувствовал перелом, наступивший в сознании сына. Пряча в уголках губ удовлетворенную усмешку, он полез в карман и достал оттуда ключи от входной двери собственного дома.

— Что касается денег, — сказал он, стараясь придать своему голосу как можно более безразличный оттенок, — то это деньги страховых компаний, а не мои личные.

Мейсон все еще продолжал упорствовать, но скорее по инерции.

— А как же твои дивиденды?

СиСи почувствовал, что наступил вполне подходящий момент для того, чтобы завершить разговор. Он показал ключи Мейсону и положил их на столик.

— Вот, возьми это. К сожалению, я должен идти. Меня ждет в ресторане София. Решай сам…

СиСи направился было к выходу, однако, на полдороги остановился, словно о чем‑то вспомнив.

— Ты что‑то забыл отец?

СиСи повернулся к сыну и снова подошел к нему.

— Да, я хотел показать тебе кое‑что.

С этими словами он полез в нагрудный карман пиджака и достал оттуда несколько сложенных вдвое листков бумаги.

— Вот, я хотел показать тебе это.

Он протянул бумаги Мейсону.

— Взгляни…

Мейсон поставил стакан с водой на стол и стал разглядывать рисунки.

— Что это такое? Похоже на…

— Да, — уверенно сказал СиСи. — Это витражи.

Мейсон непонимающе посмотрел на отца.

— А для чего это?

— Мы могли бы подарить их церкви Святой Инессы — от имени Мэри. Но, конечно, в том случае если они тебе понравятся. Я не католик и, поэтому не знаю, что здесь правильно, а что неправильно. Но, в общем, мне это нравится.

Мейсон протянул эскизы назад и, опустив глаза, сказал:

— Очень красиво…

На этот раз СиСи уже не считал нужным скрывать свою улыбку.

Он положил бумаги в карман и сказал:

— Хорошо, они будут готовы месяца через три. Если ты не возражаешь, мы могли бы вместе заняться этим делом.

— Не возражаю, — хмуро буркнул Мейсон. СиСи положил руку на плечо сына.

— Да, И вот еще что… Сегодня на церкви установят мемориальную доску в честь Мэри. Начало церемонии в пять часов.

Мейсон помрачнел и отвернулся.

— Я понимаю, на похоронах тебе было тяжело, — сказал СиСи. — Но, на сей раз, я уверен в том, что к нам отнесутся с подобающим отношением. Обязательно…

Мейсон, по–прежнему, стоял отвернувшись, спиной к отцу.

— Я не знаю, смогу ли… — глухо произнес он. СиСи почувствовал, что его сын испытывает сейчас

мучительные, противоречивые чувства, и счел за лучшее удалиться.

— Мы будем там в пять часов, — уже находясь около двери сказал он.

Судя по тону его голоса, он ни секунды не сомневался в том, что Мейсон примет верное решение.

И следующие слова сына подтвердили это.

— Я благодарен тебе, отец, — не без некоторого усилия произнес Мейсон.

СиСи повернулся и внимательно посмотрел на него.

— Я понимаю, как тебе тяжело сынок… Я с тобой. Он открыл дверь и решительно шагнул за порог. Когда отец вышел из номера, Мейсон взял лежавший на столе ключ и внимательно посмотрел на него.

Тяжело вздохнув, он подошел к окну и поднял голову к небу.

Полыхающее пламя солнца острым раскаленным докрасна языком лизало небо, окаймленное белесыми облаками. Облака расплывались, множились до самого горизонта и по краям его принимали удивительно живые формы.

Вдалеке, за окружавшими Санта–Барбару холмами, которые были покрыты мясистыми буграми пыльно–зеленых кактусов, проглядывала густая синева океана, отороченного белой каймой пены, которая веками просачивалась в потемневший от влаги песок.

Мейсон вдруг представил себе калифорнийскую пустыню — прозрачные тени невысоких деревьев на белесой, иссохшей, растрескавшейся от жары земле.

Там, у сине–зеленого искрящегося под пронзительными лучами солнца залива, виднелись скользкие красные скалы.

Мейсон снова мысленно перенесся к воде. Зачерпнешь в руку полную горсть прозрачной влаги и линии руки станут просвечиваться сквозь нее как сквозь воздух.

Он вспомнил прочитанную когда‑то в какой‑то философской книжке цитату: «Природа не действует сообразно каким‑то целям, она не растрачивает себя в бесконечном движении, когда каждая достигнутая цель рождает новую. Она во всех проявлениях сама себе цель. Все сущее существует ради себя самого».

Неужели, думал Мейсон, настал его черед подтвердить эти слова? Неужели, он остался один только ради самого себя?

Отец предлагает ему вернуться домой, что ж, это скрасит одиночество.

Если бы сейчас рядом с ним была Мэри!..