Нина Вяха - Завещание

* * *

Но Анни не пришлось слишком долго думать, каким станет ее следующий шаг.

Когда все цифры были посчитаны и затраты на похороны оплачены, перед Анни встал следующий вопрос. Речь шла о деньгах, которые ей предстояло унаследовать. Их было не так уж много, чтобы стоило говорить о них. Куда более неясной казалась ситуация с наследством в Аапаярви. Пентти переписал свою долю на Эско. Все бумаги были подписаны в апреле. Но где-то должны были оставаться еще долговые расписки, подтверждающие, что Эско обязан уплатить отцу полную стоимость его доли. Да, пожар имел много последствий.

И налогооблагаемая стоимость недвижимости доходила до двухсот пятидесяти тысяч марок, – деньги, которых вполне могло хватить всем. Анни решила разделить наследство поровну между братьями и сестрами, неофициально, так сказать, но на данный момент никаких денег не было. Делить было нечего.

Дом принадлежал Эско, и баста. В этом не было почти ничего удивительного, ведь все указывало на то, что так оно и будет, но все почему-то предпочитали держаться в стороне и просто ждать. Знали и все равно ничего не предпринимали.

Но теперь этот дом отправился к чертям.

Хелми было труднее всего. Хелми и Тату. Вечно нуждающиеся в деньгах, с бумажниками как решето, и так было всегда, с самого детства. Они оба были дома у Сири, когда Анни позвонил адвокат. С какой стати он взял себе привычку звонить именно Анни, было неясно – должно быть, потому что она была одной из самых старших. Или потому, что именно она должна была наследовать своему отцу. В связи с последними событиями звонить ее старшему брату не было никакого смысла, потому что тот уже со всей очевидностью знал, что заполучил весь родительский дом целиком.

Или то, что от него осталось. В любом случае, земля была его, и все, что на ней находилось, тоже.

Хелми, Тату и Лаури сидели на крылечке и кисли. Находясь в гостиной, Анни, слышала их голоса. Они явно пребывали в шоке от предприимчивости Эско.

– У меня в голове не укладывается, как он мог вообще до такого додуматься! – повторила Хелми, и Лаури ее поддержал.

– И как ему удалось огрести всю землю!

Эско, апатичный безынициативный Эско. Но он лишь в очередной раз доказал, как же сильно они ошибались на его счет.

– У меня такое чувство, что я никогда не знал его по-настоящему, – задумчиво проговорил Тату.

Хелми не уставала вспоминать, как брат стоял с видом победителя в адвокатской конторе, когда выяснилось, что он в одиночку унаследовал всю усадьбу. Ни копейки при этом не оставив остальным братьям и сестрам.

Ну да ладно, все же какая-то сумма нашлась. Когда похоронили отца, стало ясно, что Анни становится обладательницей пяти тысяч марок. Пять тысяч, вот и все, что осталось от жизни.

Пять тысяч марок в начале 1980-х годов – это было примерно тоже самое, что и восемь тысяч шведских крон. С учетом инфляции на сегодняшний день данная сумма составила бы примерно двадцать тысяч крон. Обычный месячный заработок работника фермы. Не требовалось особых математических способностей, чтобы подсчитать, что на эти деньги не купишь шикарную виллу или путешествие вокруг света. Но для того, у кого почти ничего нет, каждая крона почитается за счастье. Или участок земли.

Анни намеревалась одолжить машину у Тату, на этот раз ее не нужно было никуда подвозить. Она прекрасно представляла, что будет, если кто-нибудь из сестер или братьев отправится с ней и столкнется с Эско.

Она ничего не сказала о том, куда собралась, но ощущала исходящий от родни холод и невысказанный в ее адрес упрек. Почему он оставил все деньги ей? Какую роль сыграла во всем этом Анни? И неважно, что Анни предложила поделить все свое наследство поровну. В глазах семьи она все равно была по ту сторону баррикад, и причина, по которой она там оказалась, не играла для них особой роли.

Ветер развевал ее волосы. Анни на полную громкость врубила радио и утопила педаль газа в пол. Было что-то успокаивающее в том, чтобы сидеть в этом прокуренном черном «мерсе» и слушать гремящую какофонию синглов летнего хит-парада, прерываемых радостным трепом радиодикторов, подзуживающих друг над другом.

На краткий, словно вдох или моргание глазом, миг ей удалось позабыть, кто она такая. И это чувство было совершенно восхитительным. И она подумала, что могла бы постоянно пребывать в этом состоянии. Всего-то и нужно, что уехать и больше никогда сюда не возвращаться.

Но тут же повседневные заботы вновь навалились на нее.

Въехав на территорию усадьбы, Анни облегченно выдохнула. Эско, казалось, тоже был рад, что приехала только одна Анни.

– Топор при тебе?

Он ухмыльнулся, это была их дежурная шутка, которую понимали только они двое. Все дело было в Пентти. Когда они были еще маленькими, он пытался напугать их, чтобы они занимались делами, и не бездельничали, а не то, если они не будут слушаться, он пойдет и отрубит голову их псу. (Он этого не сделал, пес издох сам спустя много лет от старости, но после этого никаких собак они уже не заводили.)

Но Анни не улыбнулась. Она стояла, уперев руки в бока, и ждала, когда Эско начнет рассказывать. Но если у Эско и были какие-либо соображения на этот счет, то он все равно собирался держать их при себе. Поэтому он лишь плечами пожал, крутя в пальцах масштабную линейку.

– Я не знаю, почему он на это согласился. Почему решил довериться мне. Может, подозревал кого? Разглядел во мне ненависть? Понял, что стоит ему подставить спину, и я тут же воспользуюсь случаем?

Анни не знала, как на это отреагировать.

– Люди видят в других то, что хотят увидеть. Но я здесь не затем, чтобы выяснять, как ты смог его надуть. Я хочу поговорить с тобой о пожаре.

Но у Эско, казалось, не было никакого желания слушать сестру. Он просто продолжал говорить свое. Анни стояла спиной к старому дому, к тому, что от него осталось, Эско – напротив нее. И лицо его ничего не выражало, словно его взгляд был направлен куда-то внутрь него самого.

– Хуже всего то, что мне от этого хорошо. И не только потому, что я обвел его вокруг пальца и одержал над ним верх. Я оставил с носом всех остальных. Всех вас.

Он криво улыбнулся. Его улыбка так была похожа на улыбку Сири, Анни давно это поняла. И она давно не видела брата улыбающимся. Это же его новая улыбка утратила всю свою обезоруживающую силу. Обесценившаяся, девальвировавшая улыбка.

– Вы никогда не верили в меня. Эско, говорили вы, глупец и неудачник, ничего-то он не умеет. Но я сумел. И должен сказать, мне немного подфартило, потому что я ведь не собирался тырить эту долговую расписку. Она, кстати, даже не была официально заверена, поэтому я не знал, имеет ли она законную силу, но теперь это уже все в прошлом.