Нина Вяха - Завещание

Ее приветливая манера поведения дополняла ее красоту, еще больше усиливая. Хелми всегда напрямую говорила то, что думает или чувствует – черта, совсем не свойственная жительницам Торнедалена. Ребенком она рано научилась говорить, умела подобрать нужные слова, чтобы выразить чувства и переживания без всякого страха быть осмеянной. У нее был настоящий дар свободно, от самого сердца, изливать свои мысли. Свобода на грани дозволенного.

Из-за того, что Хелми спокойно говорила все, что думает и не боялась выражать свои чувства, с ней всегда было приятно находиться рядом. Она казалась такой простушкой и вызывала в людях желание о ней заботиться. С таким характером недолго прослыть наивной дурочкой с ветром в голове или даже идиоткой. Вещи, которые для большинства кажутся сложными, для нее казались простыми и понятными, отчего многие смотрели на нее, как на умственно отсталую, но добрую и веселую девушку. Очень добрую! И очень веселую!

Быть может, она унаследовала свой жизнерадостный карельский нрав от Сири?

Первый фильм, который Хелми увидела в кинотеатре, был «Звуки музыки» [14]. Она пошла на него вместе с Анни, а так как английский Хелми знала плохо, то весь фильм просидела, шепотом спрашивая сестру, что там сейчас сказали да что все это значит. Анни же была далеко не святой и долготерпением не отличалась, она не собиралась быть нянькой для младшей сестренки и переводить ей весь фильм, поэтому самое яркое переживание Хелми было связано с торжественным музыкальным оформлением картины. Кроме замечательной музыки, единственное, что она вынесла из этого фильма, был эпизод, в котором монахиня говорит Марии, что когда Господь закрывает перед человеком дверь, то где-то обязательно открывается окно. И Хелми накрепко запомнила эту фразу, которая стала для нее самым большим личным откровением о силе добра и наших жизненных возможностях.

Когда Хелми стала старше, в ней пробудилось пламя. Обжигающее пламя любви запылало в ней ярко и сильно, и на фоне его все остальное померкло, превратившись в посторонний шум.

Хелми никогда особо не тянулась к знаниям, а тут вдруг начала запоем читать. Пусть любовные романы, но все же. Она валялась на кровати и глотала одну книжку за другой и порой, прочтя какой-нибудь особо выразительный пассаж, переворачивалась на спину и, пялясь в потолок, вздыхала, думая о том, какой же все-таки сильной штукой может быть любовь.

Ее самой большой целью в жизни стало однажды испытать нечто подобное.

Влюбиться в кого-нибудь, и чтобы этот кто-то в ответ полюбил бы ее так же горячо, безумно и страстно, как она сама.

Когда же наконец любовь пришла к ней и она впервые испытала ее наяву, а не на страницах романов, книги стали ей уже неинтересны. Ей было скучно познавать мир из первого рядя партера, куда более захватывающим оказалось самой находиться на сцене, жить там, играть главную роль в своей собственной жизни.

Хелми рано потеряла невинность – на заднем сиденье машины, как и многие до и после нее. Она преподнесла ее в дар своей первой влюбленности, одной из многих влюбленностей, которые она пережила, будучи еще подростком. Она потеряла невинность на три года раньше своей старшей сестры Анни, но Анни никогда не испытывала подобной страсти или желания, а если и испытывала, то они были похоронены в ней очень глубоко.

Хелми хорошо помнила, как она в первый раз испытала оргазм. Ей тогда, должно быть, было лет шесть, потому что Сири в ту пору вынашивала Вало. И вот как-то раз мать отправилась во двор за дровами, а Хелми после обеда улеглась на кухонном диванчике. Она лежала и слушала умиротворяющее потрескивание поленьев в печке и ощущала, как одна из подушек давит ей на бедро и в пах, и когда она шевельнулась, то почувствовала что-то похожее на ощущение, когда хочется в туалет, но она продолжила двигаться, прижимаясь к тому, что давило, все быстрее и быстрее, и когда она уже испугалась, что сейчас точно описается, ее вдруг охватило одно из самых прекрасных чувств, какие она только знала – пульсирование между ног и ощущение, что она куда-то катится, падает, но только это было очень приятно и не страшно.

Она тут же интуитивно поняла, что о таком не говорят вслух. Что если это даже и не запрещено, то в высшей степени секретно. Но это не мешало ей проделывать подобные штуки перед сном каждый вечер.

Опыт Хелми в мастурбации помог ей в изучении собственной сексуальности. Честно сказать, когда она в первый раз занималась сексом, то ничего приятного в этом не нашла, но во второй раз было уже немножко лучше, а вскоре стало именно так, как нужно – хорошо и приятно.

Хелми не стеснялась рассказывать партнеру о том, что она чувствует во время полового акта, на что многие взрослые люди не отваживаются даже после десятка лет совместной жизни. А она это спокойно делала в свои пятнадцать. А принимая во внимание ее легкий характер, было неудивительно, что парни легко влюблялись в Хелми Тойми из Рованиеми. А Хелми нравилось переживать это чувство снова и снова – ту самую первую любовную щекотку.

Имя Хелми означает «жемчужина», и сама она была маленькой, как жемчужина, которая лежит и сверкает на морском дне в ожидании, когда окажется в руках ловца за жемчугом. Вопрос был только в том, кто завоюет ее сердце, и куда заведет ее столь редкая любвеобильность или, точнее, насколько далеко.

К тому моменту, когда ей исполнилось восемнадцать, она уже успела расстаться с пятью и переспать с восемью парнями и молодыми мужчинами. Но лишь в день своего совершеннолетия, когда они вместе с Анни отправились в Городской Отель в Торнио на танцы, она встретила там своего избранника, того, о ком мечтала. Его звали Паси, и он был ужасно красивым. Просто до дрожи. Он выглядел как Харрисон Форд, только без чувства юмора. У него были большие бакенбарды и шикарный костюм из полиэстера с брюками клеш и широким обшлагами. Расстегнутая на груди рубашка с плиссировкой обнажала растущие на груди золотистые волосы. Густая сбрызнутая водой и расчесанная шевелюра и золотистая змейка усов над верхней губой. Он выглядел точь-в-точь, как принц из ее любовных романов, которыми Хелми зачитывалась еще ребенком.

– Да он ничто, пустышка, – яростно шептала Анни сестре на ухо, пока Паси приглашал Хелми на танец, но та, по-прежнему не отрывая от него глаз, вложила свою ручку в его ладонь, и они плавно заскользила вместе по танцполу.

Первый танец, следом второй, а потом появилась Анни, чтобы забрать сестру домой, но та не могла оторваться от своего нового знакомого. Позже вечером они вышли подышать свежим воздухом, и Паси угостил Хелми сигаретой и обхватил своими руками ее ладошки, когда она закуривала, и было что-то такое в этом жесте, отчего она немедленно и безоговорочно в него влюбилась – что-то такое рыцарское, она не могла подобрать подходящих слов, – но когда она была с Паси, то ей казалось, словно она очутилась в самом центре большого приключения, которое может даже стать весьма опасным, но рядом с ним ей ничего не будет страшно, и все уладится, и это чувство продолжало теплиться в ее руке, и благодаря ему Паси стал ее первой и единственной большой любовью, благодаря ему она сказала «да», когда он полгода спустя сделал ей предложение, и именно благодаря этому чувству она продолжала говорить «да» всем его выходкам.