Михаил Булгаков - Белая гвардия. История России

В ту же ночь в часовне все было сделано так, как Николка хотел, и совесть его была совершенно спокойна, но печальна и строга. При анатомическом театре в часовне, голой и мрачной, посветлело. Гроб какого‐то неизвестного в углу закрыли крышкой, и тяжелый, неприятный и страшный чужой покойник сосед не смущал покоя Ная. Сам Най значительно стал радостнее и повеселел в гробу.

Най – обмытый сторожами, довольными и словоохотливыми, Най – чистый, во френче без погон, Най с венцом на лбу под тремя огнями, и, главное, Най с аршином пестрой георгиевской ленты, собственноручно Николкой уложенной под рубаху на холодную его вязкую грудь. Старуха мать от трех огней повернула к Николке трясущуюся голову и сказала ему:

– Сын мой. Ну, спасибо тебе.

И от этого Николка опять заплакал и ушел из часовни на снег. Кругом, над двором анатомического театра, была ночь, снег, и звезды крестами, и белый Млечный Путь.

Софийская площадь представляет собой типичный уголок старого Киева. С одной стороны возвышается величавый Софийский собор, на востоке – игривые очертания Михайловского монастыря, напротив соборной колокольни – высокий дом в стиле украинского барокко. Общую картину площади нарушают только здания присутственных мест, построенные в 1853 году. Как и все вообще казенные сооружения времени Николая I, они отличаются казарменной массивностью, которой соответствует и внешняя отделка.

Михайловский златоверхий монастырь – один из древнейших в Киеве. Предание приписывает его основание первому митрополиту Киевскому Михаилу. Собор архангела Михаила, небесного покровителя Киева, был возведен в 1108–1113 гг. Обитель сильно пострадала с последующие века от нашествия иноплеменников. Реконструирована в XVII–XIX вв. Разрушен в 1930-х гг. и воссоздан в 1997–1998 гг.

Костёльная улица. Названа по Александровскому католическому костелу, расположенному в верхней части улицы (дом № 17). В 1934–1991 гг. носила название улица Челюскинцев.

Польский римско-католический костел был заложен на склоне Михайловской(сейчас Владимирской) горы еще в 1817 году, строился очень долго (освящен в 1842 г.) и в честь императора Александра I назван Александровским.

Анатомический театр Киевского университета Святого Владимира. 1910 год. Возник в 1840 г. вместе с основанием медицинского факультета. С 1853 г. он размещался в специально сооруженном двухэтажном здании с флигелями по проекту А.В. Беретти. Располагая уникальными музейными коллекциями профессоров А.П.Вальтера и В.А.Беца, считался лучшим в Европе. Открытия, сделанные в стенах Анатомического музея В.А.Бецом и П.И.Перемежко, прославили Киевский университет и отечественную науку. Ныне в здании бывшего анатомического театра находится Национальный музей медицины Украины (улица Богдана Хмельницкого, дом № 37).

Турбин стал умирать днем двадцать второго декабря. День этот был мутноват, бел и насквозь пронизан отблеском грядущего через два дня Рождества. В особенности этот отблеск чувствовался в блеске паркетного пола в гостиной, натертого совместными усилиями Анюты, Николки и Лариосика, бесшумно шаркавших накануне. Так же веяло Рождеством от переплетиков лампадок, начищенных Анютиными руками. И, наконец, пахло хвоей, и зелень осветила угол у разноцветного Валентина, как бы навеки забытого над открытыми клавишами…

Елена вышла около полудня из двери турбинской комнаты не совсем твердыми шагами и молча прошла через столовую, где в совершенном молчании сидели Карась, Мышлаевский и Лариосик. Ни один из них не шевельнулся при ее проходе, боясь ее лица. Елена закрыла дверь к себе в комнату, а тяжелая портьера тотчас улеглась неподвижно.

Мышлаевский шевельнулся.

– Вот, – сиплым шепотом промолвил он, – все хорошо сделал командир, а Алешку‐то неудачно пристроил…

Карась и Лариосик ничего к этому не добавили. Лариосик заморгал глазами, и лиловатые тени разлеглись у него на щеках.

– Э… черт, – добавил еще Мышлаевский, встал и, покачиваясь, подобрался к двери, потом остановился в нерешительности, повернулся, подмигнул на дверь Елены. – Слушайте, ребята, вы посматривайте… А то…

Он потоптался и вышел в книжную, там его шаги замерли. Через некоторое время донесся его голос и еще какие‐то странные ноющие звуки из Николкиной комнаты.

– Плачет Никол, – отчаянным голосом прошептал Лариосик, вздохнул, на цыпочках подошел к Елениной двери, наклонился к замочной скважине, но ничего не разглядел. Он беспомощно оглянулся на Карася, стал делать ему знаки, беззвучно спрашивать. Карась подошел к двери, помялся, но потом стукнул все‐таки тихонько несколько раз ногтем в дверь и негромко сказал:

– Елена Васильевна, а Елена Васильевна…

– Ах, не бойтесь вы, – донесся глуховато Еленин голос из‐за двери, – не входите.

Карась отпрянул, и Лариосик тоже. Они оба вернулись на свои места – на стулья под печкой Саардама – и затихли.

Делать Турбиным и тем, кто с Турбиными был тесно и кровно связан, в комнате Алексея было нечего. Там и так стало тесно от трех мужчин. Это был тот золотоглазый медведь, другой, молодой, бритый и стройный, больше похожий на гвардейца, чем на врача, и, наконец, третий, седой профессор. Его искусство открыло ему и турбинской семье нерадостные вести, сразу, как только он появился шестнадцатого декабря. Он все понял и тогда же сказал, что у Турбина тиф. И сразу как‐то сквозная рана у подмышки левой руки отошла на второй план. Он же час всего назад вышел с Еленой в гостиную и там, на ее упорный вопрос, вопрос не только с языка, но и из сухих глаз и потрескавшихся губ и развитых прядей, сказал, что надежды мало, и добавил, глядя в Еленины глаза глазами очень, очень опытного и всех поэтому жалеющего человека, – «очень мало». Всем хорошо известно и Елене тоже, что это означает, что надежды вовсе никакой нет и, значит, Турбин умирает. После этого Елена прошла в спальню к брату и долго стояла, глядя ему в лицо, и тут отлично и сама поняла, что, значит, нет надежды. Не обладая искусством седого и доброго старика, можно было знать, что умирает доктор Алексей Турбин.