Дюла Чак - Глемба

— Так, значит, можно взять печку? — поинтересовалась моя жена тоже медовым голосом.

— А как же, конечно! — закивала пасторша и перевела взгляд на меня. — Если не сочтете за труд прийти за ней…

Жена увязалась за мной, и мы на одолженной у соседей пастора двухколесной тачке перевезли печурку домой.

Это было дряхлое железное сооружение, но, хотя пасторша предупредила, что прежде всего печку нужно заделать изнутри глиной, к тому же одна ножка у нее была короче другой, и пришлось подкладывать под низ кирпич, мы все же очень радовались приобретению. У хозяина тачки среди старой рухляди отыскались два куска коленчатой трубы — их не удалось вплотную пригнать друг к дружке, но все же мы затопили, потому что обоим нам не терпелось услышать, как гудит и потрескивает огонь в нашем домашнем очаге. Однако вместо веселого потрескивания наспех собранная растопка издавала унылые стоны и не столько горела, сколько чадила. Электричества у нас не было, и пользовались мы керосиновой лампой, так что я как следует плеснул в печку керосина из бутыли; наружу тотчас вырвался сердитый язык пламени, и пошла невообразимая гарь, после чего снова потянуло горьким дымом…

— Должно быть, дымоход не в порядке, — решила жена. — Забит, наверное, бог знает чем.

— До трубочиста мне и подавно далеко, — с сомнением покачал я головой. — И вообще не знаю, существуют ли еще трубочисты на современном уровне развития общества.

— Риторический вопрос, — оборвала меня жена. — Как, по-твоему, остальные жители села приводят в порядок свои дымоходы?

— Глемба, — произнес я заветное словцо, но жена сердито отмахнулась.

— Ты опять у него налижешься, а потом в корчме застрянешь, — резко сказала она и, чуть подумав, добавила: — Но вот соседа, у которого мы одалживали тачку, можно бы расспросить насчет дымохода.

Хозяин тачки тоже считался пенсионером, как и большинство обитателей деревни, однако пока был еще в силе, ходил подрабатывать на лесопилку при кооперативе и двор свой содержал в большем порядке, чем остальные крестьяне. Он охотно согласился переговорить с трубочистом, хотя, по его мнению, такие мелкие неполадки в хозяйстве можно устранить и собственноручно. Впрочем, немедля пойти к нам и заглянуть в дымоход он охоты не выказал, потому как воскресный день дан человеку для роздыха.

И не только для роздыха, но, как я вскоре убедился, и для активного общения с ближними. Еще ранее, когда я ходил из дома в дом в поисках рабочей силы, я обнаружил, что жители деревни охотно вступают со мной в разговоры и рады услужить мне всем, чем только можно угодить на словах, потому что жаждут общения с миром, а я действительно привнес в их жизнь частичку большого мира.

Хозяина тачки тоже одолевала жажда порасспросить меня о том о сем, и понапрасну я отнекивался: он все же всучил мне стаканчик с выпивкой. Я утешал себя тем, что иду на жертвы ради семьи — ведь знакомства такого рода непременно окупятся впоследствии. И впрямь, в первые же минуты беседы я обогатился полезными советами насчет того, в каком конце участка лучше сажать сахарную свеклу, если у меня вдруг появится охота, а также в каком направлении устанавливать телевизионную антенну, если нам когда-нибудь удастся подключить электричество и привезти сюда телевизор.

Поскольку я упорно переводил разговор на засоренный дымоход, то в конце концов и тут разжился дельным советом. Более того, меня даже снабдили цепью, к которой надо будет только привязать чугунное ядро, ядро же можно заполучить у Ярабы, который живет в доме напротив…

Мы отправились к Ярабе. Этот тоже начал со стаканчика. Чугунное ядро? Как же, как же, есть у него ядро, заверил сосед, только с этим еще успеется.

Яраба — худющий, кожа да кости, — был лесником и пил только палинку, которая с трудом шла после вина. Однако теперь было совершенно очевидно, что жертва моя окажется не напрасной: цепь уже получена и чугунное ядро, можно сказать, в руках, а стало быть, я вплотную приблизился к той цели, которую поставила передо мной жена.

Я как раз был увлечен тем, что расписывал перед внимательными слушателями военно-политическую ситуацию в Азии, когда за мной пришел сынишка: мол, его послала мама.

— Передай маме, — я погладил его по макушке, — что я уже на пути к дому и пусть не беспокоится, со мной все в порядке.

Во мне все более крепло убеждение, что я поступаю совершенно правильно, стараясь поближе сойтись с селянами и открыто выказывая свои демократические устремления.

— Для меня все люди равны!

Я чокнулся с соседями, и мы осушили стаканчики до дна.

Потом мы еще потолковали о погоде и кролиководстве; свою осведомленность в последнем тотчас и продемонстрировал обладатель чугунного ядра, похваставшись двумя сотнями белых кроликов, которые были размещены в самом дальнем углу двора, потому как кролик — живность вонючая, а под конец мы затянули песню «Хотел бы я владеть тобою…».

Голос у меня предельно высокий, так что я делал вид, будто своим фальцетом подпеваю в терцию баритонам обоих соседей, и эта моя восприимчивость к народной музыкальной культуре явно растрогала их. Обняв друг дружку за плечи, мы все свои чувства изливали в песне.

Однако в какой-то неожиданный миг на меня вдруг нашло протрезвление, и я увидел себя со стороны, с расстояния этак в три шага. Картина была совершенно отчетливая: разинув рот, я благим матом оповещаю весь мир о том, что хотел бы владеть некоей красоткой, а на месте переднего зуба у меня зияет дырка. И тут меня охватило такое неудержимое желание расхохотаться, что я побледнел и не смог подавить приступ дурноты.

Как говорится, нет худа без добра: это обстоятельство дало повод завершить нашу дружескую пирушку и распрощаться. Меня всячески удерживали, затем последовало предложение заглянуть в корчму и поставить точку над «i», но я настоял на том, что мне пора домой.

И все-таки, выбравшись на улицу, я решил поступить иначе. Лучше не показываться жене на глаза в таком состоянии, рассудил я, да и вообще чего ради спешить домой, раз я улаживаю вопрос с чисткой дымохода… И тут меня осенила мысль, что ни цепь, ни ядро я не прихватил с собой, более того, ядра этого я и в глаза не видел… «Не беда! — Я отмахнулся от собаки, которая сердито облаяла меня через ограду из колючей проволоки. — Ядро в надежных руках, у Ярабы, и его в любой момент можно заполучить…»

Движимый инстинктом проветрить затуманенную голову, я свернул в переулок и направился в противоположную от дома сторону. «Всю жизнь живешь как в оковах, — твердил я себе и смутно всплывающей в моем воображении супруге, которая с укоризной смотрела на меня. — Но я эти оковы сброшу… Здесь я хочу жить ничем не скованный, вольный, как птица!»