Ренита Де Сильва - Под небом Индии

На панчаяте – собрании местных жителей, проходившем на поле в центре городка и призванном позволить всем желающим высказаться о том, что их тревожит, – Сита и Мэри сидели по обе стороны от отца Мэри, выслушивавшего жалобы горожан и улаживавшего возникшие между ними споры.

Женщины разглядывали Ситу из-под вуалей.

– Ты такая светлокожая, – говорили женщины. – Почти белая.

– Ты красива как богиня, – добавляли они, обращаясь к Мэри.

Малышка морщила носик.

– Я так не думаю, – отвечала она на беглом хинди. – В тех святилищах, которые я видела, у богинь много рук, в которых они держат оружие, и красные языки. Но все равно спасибо.

Женщины смеялись.

Когда панчаят наконец начался, Сита от восторга позабыла обо всем на свете.

«Вот она какая – власть», – думала девочка. Ее вкус был опьяняющим, головокружительным, похожим на наркотик, и Сита все никак не могла ею насытиться.

– Твой бык забрел ко мне на поле и вытоптал мои побеги риса! – орал коренастый мужичок на стоявшего рядом с ним долговязого лысого мужчину.

– В прошлом году твои дети и их друзья залезли ко мне в сад и украли весь мой урожай манго! – орал в ответ долговязый.

– Мои побеги риса…

– Мои манго!

– Сколько стоили твои побеги риса? – заорала Сита, стараясь перекричать обоих.

Мужчины замолчали, взглянув на нее.

А затем вновь заговорили в унисон.

– По очереди, – потребовала Сита. – Ты, – указала она на коренастого. – Сколько они стоили?

Коренастый ответил.

– А твой урожай манго?

Долговязый тоже назвал сумму.

– Что ж, суммы почти не отличаются. Стоит ли небольшая разница ссоры, в результате которой вы станете заклятыми врагами на всю жизнь?

Мужчины стояли с угрюмым видом, однако кто-то из толпы выкрикнул:

– Она права!

– Вы были друзьями, – добавил другой.

– Ваши дети все время ходят друг к другу в гости, – напомнил третий.

– Повелеваю вам быть друзьями, – объявила Сита.

Подбадриваемые толпой, мужчины наконец неохотно обнялись.

Толпа разразилась радостными возгласами, и Сита почувствовала себя на вершине мира. Она говорила с взрослыми мужчинами, и они прислушались к ее словам, сделали так, как она сказала. Девочка была просто в восторге от головокружительного ощущения свободы, которое давала ей власть. «Мне хочется, чтобы, когда я сбегу из дома, моя новая жизнь была именно такой».

– Мисс Сита, – произнес отец Мэри, глаза которого расширились от удовольствия и гордости. – Вы лучший третейский судья, чем я. Согласитесь ли вы и дальше сопровождать меня во время панчаятов?

Сита была в восторге. Она охотно закивала, заметив, впрочем, что лицо Мэри вытянулось при виде того, с каким восхищением отец смотрит на ее подругу. Она выпустила руку Ситы.

– Я не хочу больше туда ходить, папа, – сказала Мэри. – Громкие голоса меня пугают.

«У нее есть абсолютная свобода, но эта девочка не желает ею пользоваться, – подумала Сита, на мгновение ощутив презрение к своей подруге. – Я же мечтаю о свободе больше всего на свете, но у меня ее нет. Разве это справедливо?»

– Ты не хочешь ходить на панчаят не потому, что боишься громких голосов, а потому, что мне завидуешь, ведь твой отец меня похвалил, – обвинила Сита Мэри позже, когда они остались наедине.

Нижняя губа малышки задрожала. Казалось, Мэри вот-вот заплачет.

– Да, завидую, – еле слышно произнесла она.

Эти слова удивили Ситу. Она была уверена, что подруга станет все отрицать, поскольку сама бы поступила на ее месте именно так.

– Прости меня, Сита, – вновь заговорила Мэри. – Я просто… Я всегда чувствовала, что мои родители хотят, чтобы я была другим человеком, храбрым, не боящимся рисковать, и говорила то, что думаю. В общем, кем-то вроде тебя.

– С чего ты это взяла?

Мэри судорожно вздохнула, теребя шов на платьице.

– Мой папа был в восторге, когда ты дала отпор комиссару. Он сказал, что мне нужно стараться быть похожей на тебя.

– Правда? – спросила Сита, чувствуя, как по ее телу разливается теплая волна.

– Моим родителям хотелось бы иметь такую дочь, как ты.

Малышка выглядела подавленной.

Возможно, Мэри была чересчур кроткой, неуверенной и слабой, но еще она была единственной подругой Ситы, которая понимала ее, принимала и восторгалась ею. Искренние любовь и восхищение, с которыми Мэри относилась к подруге, поддерживали Ситу, а книги, которые она ей давала, позволяли мириться с невыносимой жизнью дома.

– Твои родители любят тебя, Мэри, – сказала Сита, сжав руку подруги.

– Знаю, – шмыгнула носом малышка. – Но восхищаются они тобой .

– Мэри, мы сможем снова пойти на панчаят? Только с тобой я ощущаю, что хоть немного управляю своей судьбой. Благодаря тебе я узнаю столько нового! Я живу ради поездок к тебе. Пожалуйста!

К огромному облегчению Ситы, Мэри покорно улыбнулась:

– Ладно, если для тебя это так важно.

Подруги продолжали посещать панчаят. Мэри вздрагивала от громких голосов и прижимала ладони к ушам во время ожесточенных споров. Сита же наслаждалась ими. Она зарекомендовала себя прекрасным судьей, упивалась каждым восхитительным мгновением власти и купалась в одобрении отца Мэри и собравшейся толпы.

Мэри

След предательства. 1936 год

Голоса, ворвавшиеся в ее забытье.

– Мэри? Кузина?

Глаза болели. Проще вообще их не открывать, оставаясь в мире видений.

Столько образов. Словно ее мозг распахнулся, исторгая воспоминания о девочке, которой она была.

Городок на реке. Такой же знакомый, как и ее собственное сердцебиение, – и все же столь непохожий на ту жизнь, которой она жила, жизнь, которую без малейших сомнений принимала как свою собственную.

Шаткий подвесной мостик над рекой. Женщины, сплетничающие на берегу. Звенящие браслеты на их руках. Одежда, которую они стирают и расстилают для сушки, превращая серые камни в подобие яркого цветника. Цветущие делониксы, жакаранды и нимы. Забравшаяся на башню корова, которую несколько крепких мужчин ласково уговаривают спуститься.

Бумажные кораблики в лужах. Ментоловый аромат эвкалипта и сливочный запах жасмина. Омытая дождем трава и слякоть.

По немощеной дороге, тянущейся к подернутому красной дымкой размытому горизонту, идут трое детей – две девочки, высокая и совсем малышка, в сопровождении мальчика. Пыль, вздымающаяся золотисто-оранжевым облаком. Запах горячей земли, солнечного света и созревающих фруктов. Склизкий, напоминающий вонь гниющих сапог смрад застоявшейся воды. Бескрайнее, раскаленное добела небо.

«Давайте посмотрим, получится ли у нас ходить с завязанными глазами», – сказала старшая из двух девочек, размахивая платком.