Антон Евтушенко - Симптом страха

«Файлзилла» дал зелёный свет, после того как Нэнси проверила залитые файлы офлайн. Всё работало! Всего один клик мыши, всего один «ok» отделял текст от важной сюжетной точки, формировавшей структуру летописи A.N.Owen. Ok? Шестнадцать версий происхождения двухбуквенной аббревиатуры, позаимствованной неведомо из какого языка, не могли теперь вместить в себя весь грандиозный смысл, который в неё вкладывался: O.K. символизировал броневичок истории с его стальной трибуной. Обречённые победители в эпоху исчерпаемости. Ok! Дело сделано — и кнопка кликнута.

Гиперчувствительные проводники тока и света — многожильные медные нити и оптические волноводы — подхватили материю текста, разбитую на электроны и фотоны, и понесли со скоростью триста километров в миллисекунду к провайдеру, на серверы и дальше, проникая в домашние компьютеры, смартфоны и лэптопы. Ничем особенным этот исторический момент отмечен не был. Разве что бесстыдно моргнул экран раз или два, уступая дорогу служебной информации с кодом ошибки подключения. К нему добавился бесполезный трёп о необходимости проверить кабель, перенастроить абонентское устройство или, в конце концов, обратиться в службу технической поддержки.

На подхвате у случая Нэнси вся дёрнулась, цокнула языком — от ожидаемой неожиданности. Она словно предчувствовала что-то подобное. И как некстати заболела височная кость, будто кто-то маленький, противный долбил в неё своим крохотным, но цельнолитым свинцовым молотком. Тук… тук… тук! Нэнси торопливо потянула за цепочку флешку, спешно сунула её в потный кулачок и быстрым шагом, едва ли не бегом, рванула в направлении незамысловатой стрелки WC. Холодными лапками она цапнула дверцу кабинки, вкладывая кулон в щель между дверцей и перегородкой, сильно дёрнула, переламывая четырёхлистник пополам. Мощности хлипкой туалетной дверцы, впрочем, не хватало на акт вандализма, поэтому, конвульсивно дёргая задвижку, не желающую входить в расшаренный паз, Нэнси заперлась изнутри, достала из кармана брючек копеечную зажигалку, щёлкнула кремнем, отозвавшимся неровным на гуляющих сквозняках огоньком, и, словно заправский алхимик, нацедила пламя под надломанный четырёхлистник. Сине-зелёный пластик тревожно оплыл, теряя знакомые флористические очертания, и угрожающе зашипел, превращаясь в клейкое бесформенное тесто. Гремучая капля сорвалась и упала в ложбинку между большим и указательными пальцами. Нэнси вскрикнула и зашвырнула прилипучую улику в унитаз. Зарычала помпа и коловращение навсегда увлекло лепесток в ассенизационно-хтонические недра.

Литература и кино пропитывает нашу жизнь пробковыми артефактами пародий, отстраняет от самих себя и превращает некоторых, если не многих, в актёров и актрис. Словно солнечный загар, ещё не гарантированный в южных широтах, это может сопровождаться желанием поиграть в героя, в «добытчика», желательно с тотемным именем, как у краснокожих индейцев. Но к бледнокожим загар не липнет, и приходится довольствоваться иными архетипами. Больше всего Нэнси ненавидела себя за то, что следовала модели беспокойной фигуры, неизменно и с эсхатологическим восторгом ждущей брюха чудовища, которое, словно в дурной сказке, однажды «придёт и заглотнёт». Победа космоса над реликтовым хаосом в её мире было событием возможным, но маловероятным, поэтому она всегда и везде неизменно ожидала подлянку. Это даже стало своего рода ритуалом. Противоядием выступала схема, которую можно было бы назвать «Отвоёванное могущество». Она выражалась в цепочке бесхитростных действий, направленных на мессианское спасение. Если не помогало и это, всегда существовал план Б: спуск в пренатальное состояние. Нэнси садилась на корточки, обхватывала колени руками, ныряла в них головой и в такой позе пребывала до тех пор, пока базовый миф, миф о субъективной безопасности не становился par excellence 23 23 истинный (пер. с франц.) . Кажется сейчас обошлось без плана Б: отвоёванное могущество в лице оперативно уничтоженной улики вселяло пусть временную, но победу где-то на перифериях космоса.

Мутно-голубое зеркало над умывальником показало долгий, вымученный взгляд, пока Нэнси утишала боль от ожога ледяной струёй воды. Затем женщина схватила остро пахнущую кубатуру мыла и, словно заправский хирург, намылилась по локоть. Мыло не то пахло лакрицей, не то воняло рыбой, Нэнси для себя так и не решила. Она поспешила избавиться от хлопьев серой пены и, тщательно отирая руки метром бумажных полотенец, вернулась в зал.

Вот тут-то «бледнокожесть» снова дала о себе знать: судьба в очередной раз подкинула посвятительное испытание в лице богатыря-абрека из бордюрного камня и хвощ-травы. На полпути к компьютеру дорогу Нэнси преградил Маха и показал на её машину, подле которой интенсивно возился студент-администратор.

— Дэвушка, рэмонт, — сказал богатырь-абрек с мягким кавказским акцентом. — Надо ждат пока.

Нэнси прокашлялась, нарочно выразительно, как курильщица со стажем. Выигрывая время, она лихорадочно прокручивала в голове смысл брошенной фразы и варианты ответа. Как назло, в сознание лез только немой вопрос: «Как можно отследить так быстро?»

Наблюдая многострадальные блики, блуждающие по лицу Нэнси, Махамбет решил упростить свой посыл до удобоваримого: «Ми нэ работаем нэмножко, пока мой сотрудник устраняэт поломка». «Сотрудник» оторвался от нутрей раскуроченного системника и помахал рукой.

— Чего-чего-чего? — зачастила Нэнси, а сама подумала: «Сейчас что-то будет, что-то нехорошее кружится в воздухе».

Теперь уже казалось наверняка, что все фальшивинки разлетелись напрочь. Геометричность мира стремительно схлопывалась, Нэнси вовсю чудились косые взгляды, которые бросали на неё хмурые подростки, высыпающие наружу, чтобы перетряхнуть переменкой-перекуром принудительную паузу. С трагической серьёзностью она кивала, как бы соглашаясь с бородатым горцем, с хитрым прищуром поглядывающим на неё, и неожиданно бросилась к дверям, распихивая на ходу острыми локтями давку.

— Вот это залепон, — услышала она в спину от кого-то, кому, должно быть, прилетело от неё локтем. — Ты давай, коммуницируй тут с толпой, с толпой всегда считаться надо!

— Приспичило провентилироваться? — не унимался другой какой-то недовольный скрипящий, как несмазанные петли, голосок. — Притормози ходули, ты не одна.

— За языком своим следи, Дуста, — неожиданно поддержал Нэнси первый голос. — А то ща сам у меня покандёхаешь отсюда на своих двоих.

— Ты чего, Кондрат? Тётенька понравилась?

Продолжение разгорающейся перепалки Нэнси не слышала. Лишь у витой решётки чугунного литья, ограды одного из трёх кипящих толпой вокзалов, она сбросила темп и перешла на шаг, быстрой пружинистой походкой вливаясь в чемоданно-дорожный эпос. Мирное надругательство над нервами стоило ей густой россыпи красных пятен, разбросанных по лицу. «И чего я так испугалась?» — размышляла она, растирая ладонями пылающие щёки.