Антон Евтушенко - Симптом страха

Нэнси завернула во внутренний двор. Нежно пахло талым снегом, откуда-то сверху щебетали разноголосьем воробьи. Перед первым подъездом набежала большая лужа, в которой отражалось прикинувшееся свинцовым стилобатом небо. Колоннады деревьев, без листьев кажущиеся античными и монументальными, легко вписывались в интерьер такого же антикварного двора — классически правильного, досельного. У лавки ютились двое: он и она. Оба были молоды, но на их лицах лежала тень усталости. Очевидно, это было утомление дорогой: и у юноши, и у девушки за спиной была по солидному туристическому рюкзаку. Сама же Нэнси оправилась в дорогу налегке, с сумкой, она не предполагала задерживаться и рассчитывала вернуться к утру следующего дня обратно. Кодовый вопрос «Как пройти в клуб?» сработал. Пара оживилась и выдала условленную фразу: «Вы на месте».

Нэнси сказала, то она Первая. Пара уважительно посмотрела на неё.

— Ксо, и я первый, — обрадовался парень, — только среди Алеков.

— А я последняя из Анн, — улыбнулась девушка. — Четвёртая!

Ещё через четверть часа подтянулись остальные. Один из них был похож на американского актёра Джейка Гилленхаала, с такой же жиденькой неаккуратной бородёнкой и зачёсанными назад блестящими крашеными волосами. Он теперь сидел, отдуваясь, на чемодане, сцепив руки на животе. Методом исключения выходило, что это Алек Второй. Вместе с ним были девушки. Одна в глухом белом свитере и розовом пуховике, но с непокрытой головой: на нежную шею накатывал ещё детский завиток волос, cкреплённых дешёвой заколкой. Она представилась Третьей. Другая — в малиновой куртке из болоньи с капюшоном, с багровыми склеротичными щеками и запавшей в угол рта слим-сигаретой — была Анной Второй. Очевидно все трое ехали порознь и вместе вышли на одной остановке, с удивлением обнаружив, что каждый из них озадачен одним и тем же вопросом: «Как пройти в клуб?».

Возникшая тишина сгущалась, становясь какой-то неловкой. Нэнси чувствовала за собой необходимость что-то говорить. Преодолевая смущение, она решилась, не рискуя начинать с главного, заговорить о Кормильцеве. Нэнси рассказала, что Илья Валерьевич хотел издать перевод «Сатанинских стихов». Парень с туристическим рюкзаком возразил, что наверняка это неизвестно.

— Если он и собирался это сделать, — заметил Алек Второй, которого Нэнси называла про себя Гилленхаалом, — то отпущенного времени для осуществления задуманного ему не хватило.

Он вдруг спохватился. Вытащил откуда-то из чемоданчика бутылку ноль-семь не то вермута, не то портвейна, стопку одноразовых стаканчиков и сетку жухлых мандаринов. Торопливо разлил содержимое по пластиковым ёмкостям, передал по кругу вместе с цитрусами. Молча помянули. Нэнси улыбнулась Гилленхаалу. У неё теплело в животе, а воздух становился чем-то пронзительно нежным.

— Хочется петь, — поддержала её настроение девушка в пуховике.

— Ага, или орать! — кивнула Анна Вторая, но не заорала, вместо этого щёлкнула зажигалкой и закурила.

— Скованные одной цепью, — негромко запел Алек, аккомпанируя себе щелчками пальцев, — связанные одной целью…

— Ну, вы совсем, молодёжь! Ещё бы на детской площадке, а?

Из второго подъезда с белым крохотным мопсом на поводке к ним направлялся человек в морском бушлате.

— Всё в порядке, дядя, — сказал, прекращая пение, Алек. — Мы просто вспоминаем хорошего человека, который когда-то жил здесь.

— Мы не какие-нибудь асоциалы, — добавил Гилленхаал, — тихонько выпьем и бутылку заберём с собой. Правда-правда!

— От зараза. Ещё одолжение делает! — разозлился жилец, и мопс, чутко уловив настроение хозяина, залился злобным тявканьем. — Уматывайте по-хорошему или позову ментов.

— Идёмте, — сказала Анна Вторая, бросая сигарету под ноги и растирая каблуком, — от него воняет козлом.

Клуб, горячо обсудив невыправимость некоторых человеков, способных напортить жизнь только самим себе, в полном составе пробежал проспект подземным переходом и вынырнул с чётной стороны. Они переместились в небольшой скверик, где под сенью хвои плотно жались на постаменте три цементные скульптуры ссыльных декабристов. Кто-то в рабочем комбинезоне, отгородясь спиной от монумента, скрёб асфальт лопатой.

— Они тоже связаны одной цепью, — сказал кто-то, заметив кандалы на каменных фигурах.

Место в сквере хорошо просматривалось, простреливалось, и было почти невозможно скрыться от любопытных взглядов. В это мгновение вздрогнули первым перебором малые колокола. Звуки повисли на трехъярусной часовне соседнего строения, сложенного из желтоватого мучнистого известняка. Сползли вниз по шлемовидному покрытию, перекатываясь, прошлись по подоконным филёнкам, наличникам с сандриком и отделанным рустом стенам. Золоченый купол с православным крестом отозвался на сей раз неторопливыми ударами большого колокола. Эти звуки поплыли вдоль проспекта, растворяясь в шуме городского транспорта.

— Это монастырь? — спросила Нэнси у Анны Второй, очевидно знающей город лучше остальных.

— Может, раньше, — предположила она, — сейчас здесь институт и колледж.

— А кафе поблизости нету? — спросил Гилленхаал. — Чтобы с туалетом и горячим кофе. Что-то хочется бюджетного уюта. А?

Кафе нашлось не сразу, пришлось вступить в переговоры с коренными жителями. Гилленхаал беспомощно заглядывал в глаза и шевелил доверчиво ресницами, активно приставая с лясами к прохожим. Говоря настойчиво, он явно не чувствовал грани между уместной тактичностью и неуместной бестактностью. Алек Второй не мог и не скрывал казарменного панибратства: оно так и лезло из всех его щелей. «Не знаем», — отмахивались прохожие, пытаясь заподозрить в цепком настырном типе афериста или жулика.

Болтовня тоже занятие. Она мобилизует, и скоро Гилленхаал догадался растревожить сонного работника коммунального хозяйства, бродившего с лопатой вокруг да около. Коммунальщика звали Игорем, Игорь сильно смахивал на околовокзальную знать и при ближайшем рассмотрении раскрывал в себе отнюдь не местные корни. Но Игорь ловил мысли на лету. Он имел сильный среднеазиатский акцент, что, впрочем, не мешало ему знать толк в бюджетных заведениях, которые сам он пренебрежительно именовал «кафеюшками». Двумя энергичными взмахами руки Игорь дал ход компании и направление к одной из них.

Кафеюшка с претенциозным названием «№1» занимала половину первого этажа того же дома, откуда их погнали, только находилась со стороны улицы Восьмого марта, зажатая между магазином тканей и туристической фирмой, оклеенной плакатным глянцем с убедительными лицами иссякающей под южным солнцем многодетной семьи, своей несметностью похожей на цыганский выводок.