Антон Евтушенко - Симптом страха

«Номер один» вызывала лёгкое сомнение, особенно, когда собрание проникло внутрь. Из подвесных колонок лилась бодрящая попса, из-за которой волновалась и звенела тонкая посуда. Большая муха тяжело и лениво пролетела слева направо, очевидно, ведомая запахом жирного борща, доносившимся из-за кухонных кулис. Тряпка шлёпала о пол, щедро отдавая грязную пенистую воду щербатому кафелю, заплёванному до состояния хронической пятнистости. Народу было мало, поэтому уборка шла полным ходом.

— По мокрому не ходите! — сердито взвыла женщина на ввалившихся с улицы посетителей. С умопомрачительной бабеттой, ею могли бы бредить все советские мужчины. Не хватало только кардинального мини, за которую могли бы исключить из комсомола, и кэжуал-батника с обложки «Эль». Она гневно хлопнула тряпкой, требуя оправдать её надежды на чистый пол.

— Мы по краю, по краю, — согласился Гилленхаал, метя столик, за которым они могли бы разместиться вшестером. Никто не поддержал его затравку и все затопали по-мокрому.

— Зато здесь тепло и вкусно пахнет едой, — развеял он за всех сомнения, примечая подходящий по размерам дальний стол.

Техничка по-детски надула губы, отчего по лицу пошли бурые пятна, делая совершенно неприятным её, в общем, миловидное лицо. Не оправдать надежд — это всегда так неприятно.

Вытянутый полированный стол, заправленный бумажной в узорчик скатертью, окружало шесть стульев. Компания радостно и оглушительно загромыхала ими, выбирая свободные места. Тёплый свет падал от плотных бордовых абажуров, придавая помещению кафе мистический облик, правда, тут же ломавшийся от стекающих по стенам шлягеров Зверей, Билана и Аварии. Они заказали что-то из меню на всех: овощную тарелку, бутерброды с сервелатом, песочные рулеты с вишней и чай, а Гилленхаал решился на половник борща по-украински, галеты по-фламандски и кофе по-ирландски, накинув сверху какую-то остроту про космополитизацию уральской гастрономии.

— По-ирландски, — счёл своим долгом предупредить официант, — это с горячим виски. Таким коктейлем подводят итоги дня — понимаете, да? — заказывают в обед или ближе к ужину. Я могу, если хотите, уменьшить порцию спиртного или убрать её совсем.

— Нет, ты, блин, пожалуйста, не обижай ирландцев, — мягко возразил Гилленхаал, — они старались, подбирали сложные пропорции к рецепту…

— Мы здесь вроде как по делу, — поддержала Нэнси зачин официанта. — Может, закажешь просто кофе? По-русски…

— «Просто» и «по-русски» — это разные кофейные напитки, — вредным голосом сообщил официант. — По-русски — это с водкой, а просто-кофе мы не держим. Есть, — он начал загибать пальцы, — американо, гляссе, двойной чёрный…

— Хорошо, не продолжай, — нервно зевнул Гилленхаал. — Сделай мне аккуратно отредактированную версию ирландского, чтобы это утро было добрым.

— Сделаем, — кивнул официант и, окинув взглядом всю благочестивую компанию, исчез.

— Предлагаю, что ли, познакомиться поближе! — предложила Анна Четвёртая, та, что пришла на встречу раньше Нэнси. Она внимательно осмотрела всех, остановив свой взгляд на Первой.

— Не думаю, что это хорошая идея. Если мы до сих пор не раскрыли наших настоящих имён, то незачем это делать сейчас.

Нэнси начала бодро, но быстро потускнела голосом.

— Все наслышаны о возможном вреде теорий заговора для здоровья? Я хочу сказать, я не параноик, но это вовсе не значит, что за нами не следят.

— Ну, большой брат — это, как правило, реально существующий человек, — сказал Гилленхаал. — Думаете, это официант, зажавший виски?

Он хохотнул.

— Я серьёзно, — надула губы Нэнси. — Всю дорогу меня пас мужик с боковушки. Он не сводил глаз ни на минуту. Ехал с какой-то тонкой папкой, совершенно без вещей. Тоже странно, согласитесь. На вокзале будто бы пропал, исчез в толпе, а потом я увидела его снова. Он караулил у метро. Пришлось даже брать такси.

— Суперагент не будут пялиться на объект слежки и тем самым раскрывать себя, — авторитетно заметил Гилленхаал. — Это в высшей степени непрофессионально. Но, если прикинуть, что это специалист по наблюдениям за девушками и только за девушками, то всё становится на свои места. Скорее всего, это начинающий пикапер, заваливший практику из-за своей природной робости. Вообще привлекательным девушкам часто кажется, что за ними идёт масштабная беспрерывная слежка. Обычно уровень этой масштабности находится в прямой зависимости от степени смазливости объекта, так что, как-то так. Ну, то есть всё логично!

— Ты математик, что ли? — Резким бульдожьим движением Алек вскинул голову и, театрально переигрывая, сально подмигнул.

— Нет, — возразила ему Анна Вторая, — очевидно перед нами не знающий трусости пикап с высоким уровнем прокачанности. Не меньше восьмидесяти.

— Так я же об этом, — расстроился Алек: попытки шутить у него всегда выходили натужными и будто бы неловкими, за которые хотелось извиняться.

— А давайте как-то сконцентрируемся на том, что сказала Первая, — предложила Третья. — В смысле конспирации я обеими руками «за».

— Ну серьёзно, девоньки! Не умножайте сущностей сверх необходимого, — запротестовал Гилленхаал. — Кто из вас слышал про бритву Оккама, а? Это такой фундаментальный принцип мышления, назван в честь философа, жившего в хрен знает какую эпоху. Он гласит: выбирая одну из нескольких гипотез, объясняющих некое явление, надо начинать с самой простой из них, и только убедившись в том, что она не работает, переходить к более сложной.

— Да ты, брат, не математик, ты философ.

— Я наблюдатель. Эмпиреец! — не то в шутку, не то всерьёз сказал Гилленхаал. — Чем больше наблюдений, тем лучше. Мир полон верификациями. Любая ситуация проще, чем вы о ней думаете. Всё, что происходит вокруг, только подтверждает это. Уверяю: за нами нет шпионской слежки. Нет никакого недрёманного ока или большого брата. Есть воображение. А ещё интерпретация. Это даже не инстинктивное желание, а простой детский импульс, который иногда живёт в нашем мозгу.

— Ишь ты, — удивилась Нэнси, — прямо раскрыл глаза на новые истины, скрытые от непосвящённых.

— Ну так, свои люди. Сочтёмся, — снова пошутил Гилленхаал. В этот момент принесли заказ.

Рассыпанные по тарелке тепличные овощи сосуществовали рядом с пошинкованной в кубы мокрой брынзой. Подсыхающие огурцы грустили с подвялыми, сморщенными помидорами. Скромные ломтики финского сервелата пытались прикрыть своими светившими тельцами пластины чёрствого бородинского, и у них это никак не получалось: сервелата был мало, хлеба много. Галеты были слишком пресны, рулеты задерживались, а борщ, по заверению Гилленхаала, был отменным, вот только без обязательной в таких случаях сметаны. Сметаны не было во всём кафе! Кофе — кофе был выше всяческих похвал, впрочем, как и облепиховый чай, который подали в кондовом чайнике из чугуна или какого другого сурового металла. Надо отдать должное, напитки здесь готовить умели, жаль, что на этом превосходство заведения «Номер один» преждевременно иссякало.