Анатолий Мухин - Диалог и другие истории

В небольшом туалете для персонала кофейни Ира карандашом для глаз тщательно выводила каждую линию. Немного припудрившись и превратив свои губы в алые, она прищурилась и улыбнулась — дело осталось за причёской. Светские дамы, во времена рассказа, носили обычно более короткие волосы, но обрезать свои Ира, конечно, не хотела, потому заплела волосы таким образом, что её прическа смотрелась ничуть не хуже причёски модницы середины двадцатых годов. Ободок с небольшим пёрышком, чёрные туфли и платье с блёстками закончили образ. Ира была собой очень довольна. Она чувствовала, что сегодня её вечер.

Когда Ира вышла из туалета, Алина чуть не уронила чашку. Знакомую, тихую, скромную актрису Иру было не узнать. Перед Алиной появилась знойная, красивая, стройная девушка прямиком из прошлого, которая своей ослепительной улыбкой завораживала.

— Ирка… — тихо с восторгом выдавила из себя Алина.

— Спасибо, моя хорошая. Я тебе потом расскажу всё в мельчайших подробностях. — Ира подмигнула, закинула рюкзак под барную стойку, прихватив с собой небольшой клатч, накинула тёмный платок и ушла, оставив за собой шлейф сладкого запаха духов.

Такси из центра в сторону коттеджного посёлка, где проходило мероприятие обошлось дороже чем в обычное время за-за повышенного тарифа в час пик. И в обычной жизни Ира никогда бы не поехала на такси, но она хотела эффектно появится, да и ехать в общественном транспорте в таком наряде означало ловить взгляды, а этого ей очень не хотелось. Водитель вежливо открыл ей дверь и через центр Ира направилась прямиков в двадцатые годы.

В машине она несколько раз про себя повторила свою роль. Для неё это роль ничем не отличалась от роли в театре. Она должна была превратиться из скромной баристы из Химок в гламурную девушку, с такими же интересами в жизни, что и окружение этой вечеринки. Она улыбалась алыми губами под красный свет светофора. С каждым новым повторением, её роль ей нравилась всё больше и больше. К коттеджу уже приехала Ирина, дочь известного культурного деятеля, только что вернувшиеся из Парижа, где она пробыла пять дней, чтобы насладиться мюзиклом по песням невероятной Мирэй Мотье.

Уже стемнело, и несколько прожекторов били в ночное небо яркими лучами, коттедж переливался красками жёлтых и белых гирлянд, играла громкая музыка в стиле двадцатых годов с небольшой современной обработкой. Ворота открылись, Ира назвала грозному охраннику в смокинге свою фамилию, и прошла в сказку. Перед домом уже была куча народу, как и в большом каминном зале. Ира немного опешила от того, как был тщательно продуман антураж праздника. Официанты в красных жилетах с галстуками-бабочкой разносили «Космополитан» для дам и виски для джентльменов, на газоне перед домом было постелено специальное покрытие, чтобы каблуки не втыкались в землю, а сам коттедж, хоть и выглядел современно, отлично вписывался в настроение вечеринки.

— Ирка, Ирка, привет! — послышался женский голос.

— Надя, привет! — Ира узнала в образе двадцатых свою сокурсницу. — У меня нет слов!

— Погоди, дорогая, толи ещё будет! Классно выглядишь! Я знала, что ты впишешься! Пойдём, я тебя кое с кем познакомлю!

Право жить в высотке на Кудринской площади в советское время нужно было заслужить. Эта огромная махина, построенная в начале пятидесятых являлась гарантом не только безопасности для жителей дома, но и элитного окружения. В разные времена в знаменитом доме на Баррикадной жили академики, учёные, лётчики, хоккеисты и даже агент американской разведки. Квартиры тогда не продавались с такой лёгкостью, как сейчас, и деду Павла, за достижения в науке во времена холодной войны вручили ключи от его первой двухкомнатной квартиры.

Родители Паши развелись когда он был совсем маленький, отец всё время ездил по командировкам в страны ближнего и дальнего зарубежья, а мама была сосредоточена на своей личной жизни, потому дедушка с бабушкой и стали ему полноценной семьёй. От родителей Павлу достались не только мощные скулы отца и карие глаза матери, но и скверный характер обоих, который бабушка с дедушкой всячески пытались сгладить, и у них даже получалось. Он рос в окружении детей и внуков таких же привилегированных родителей, играл футбол, ходил в музыкальную школу, изучал английский язык и когда встал вопрос «Чем же заниматься в жизни?» решение было принято за него — международная экономика. Юный Павел почти сам поступил на дневное отделение Московского Государственного, отрывался ночами в клубах и барах, пользовался огромным спросом у девушек, сдавал или покупал сессии и в итоге стал дипломированным специалистом. Когда пришла пора создавать новую ячейку общества, Павел был сведён с Евгенией, очень приличной девушкой, внучкой известного академика. Они сходили на пару свиданий, пообщались, переспали и решили, что совместная жизнь не будет проблемой, потому противится решению влиятельных воспитателей не стали. Вскоре после свадьбы деду Павла становилось всё хуже, и уже находясь в реанимации, он подозвал к себе внука и тихо, но всё также напутственно сказал: «Квартиру не продавай. Это твой дом и дом твоим детям». И Павел не продал.

Уже работая в известной компании, которая оказывала брокерские услуги клиентам по всему миру, Паша с лёгкостью накопил на ремонт, который правда пришлось спешно переделывать, потому что в молодой семье ожидалось пополнение.

После рождения сына, утро Павла начиналось одинаково, словно сцена из «Дня сурка». Маленький Егорка спал в приставной кроватке, и между шестью и семью утра давал понять молодым родителям, что пора заниматься им. Евгения, не открывая глаз, сделала все необходимые процедуры по кормлению ребёнка и ткнула изящной ручкой Павла в бок.

— Просыпайся. 6:45.

Павел смог издать сонное «Встаю» и спустил одну ногу с кровати. Сегодня пятница, а это означает две вещи: на работе будет тотальный аврал и сегодня будет какая-нибудь интересная посиделка-вечеринка-что угодно. Каждую пятницу Павел возвращался домой в субботу. Все увеселительные мероприятия расписаны строго по неделям: каждая вторая пятница — стейк-хаус с коллегами из отдела, каждая последняя пятница месяца — встреча с однокурсниками в загородном клубе с виски и сигарами, всё между этими пятницами — обговариваемое, есть только одно исключение: вечеринка Вовчика. Ради неё Павел отменял любые планы. Он встал с кровати, потянулся, почесал живот и посмотрел на сына.

— Ну привет, лицедей. Дашь сегодня маме поспать?

— Ага, конечно, — зевнула Евгения, — от него дождёшься. Тебе кофе?

— Не, малыш, поеду пораньше, хочу доделать всё поскорей на работе. Сегодня я у Вовчика, ты же помнишь?