Чжан Цзе - Тяжелые крылья

Гибкая политика в деревне, акцент на получение прибыли противоречили былым установкам на бесконечный изнурительный труд и производство чуть ли не одних зерновых. В экономике разрешили существование разных укладов, среди которых главным оставался плановый, одобрили развертывание рыночного хозяйства и конкуренции. Сокращение объектов капитального строительства, снижение числа руководящих указаний, борьба с расточительством, незаконными доходами улучшили жизнь народа. Особенно благотворную роль сыграло повышение закупочных цен на зерно.

В области исправления политики по отношению к интеллигенции важную роль сыграли переоценка «событий на площади Небесного Спокойствия» и реабилитация безвинно осужденных, в том числе зачисленных в «правые». Это пробудило активность миллионов, способствовало развитию идеологии. Короче говоря, влияние 3-го пленума было огромным, он стал переломным моментом в социалистическом строительстве. Думая обо всем этом, Чжэн Цзыюнь понемногу успокаивался.

Письмо и доклад Хэ Цзябиня он запер в самый нижний ящик стола. Если кто спросит о них, он ответит точно так же, как в семьдесят шестом году, когда скрыл дерзкий материал Фан Вэньсюаня: «Не могу найти!» Скоро мы наконец изменим свою манеру обращения с письмами и прекратим передавать их по месту работы написавшего? Эта манера делает автора абсолютно беззащитным, а объект критики — совершенно неуязвимым.

В конце «культурной революции» Чжэна неожиданно освободили и включили в группу по разбору политических дел. Дела многих кадровых работников были предельно ясны, но группа никак не хотела их пересматривать. Чжэн Цзыюнь, требовавший справедливых расследований, вскоре был обвинен цзаофанями в адвокатстве, правом уклоне и прочих грехах. Про него писали дацзыбао [25] Досл.: «газета больших иероглифов» — стенгазета с материалами критики и разоблачений. , даже донесли самой «банде четырех». Еще немного, и его бы выгнали из группы. Само по себе это было не страшно, но если бы его место занял какой-нибудь левак, то многие кадровые работники никогда не получили бы свободы. А Чжэн, демонстрируя внешнюю мягкость при внутренней твердости, не желал выносить лживых решений. Он все тянул время под предлогом того, что вопрос еще нужно изучить, собрать дополнительные сведения и так далее. В результате каждое дело обсуждалось чуть ли не бесконечно. Другие члены группы уставали и сдавались, но сердиться на Чжэна видимых оснований не имели. Все дела, которые он разбирал, были благополучно завершены. У китайцев, разумеется, свои, китайские методы: он часто горько усмехался, называя себя хитрым старым бюрократом; но без таких, как он, явно было бы еще хуже. Бюрократия иногда бывает по-своему полезна. В Китае уже четыре с половиной тысячи лет пишут бумаги; если будем тянуть с их рассмотрением, ничего страшного не случится — это лучше, чем глупая поспешность. Но сколько все-таки сил и времени отнимают эти пустые заседания и словопрения!

— Что, дело какое-нибудь? — спросил министр у Линь Шаотуна.

Конечно, дело. Раз уж Линь пришел, то причина наверняка веская и требующая внимания.

— Утром Цзи сказал мне, что вчера ваши замы Чжэн и Ван ходили в университет к профессору Даю.

— Что? — Тянь Шоучэн долго не мог прийти в себя. Час от часу не легче! Два заместителя министра, коммунисты, нежданно-негаданно явились на поклон к буржуазному профессору. Дай известный на всю страну правый уклонист, совсем недавно реабилитированный. — Ах, они… — протянул Тянь и снова умолк. Недаром в последнее время бытует мнение, что в его министерстве как бы два штаба: пролетарский и буржуазный. Смешно, конечно, но не так уж приятно слышать слова, наводившие на всех ужас в период «культурной революции».

— О чем же они говорили? — спросил Тянь.

— Не знаю. Они ходили только вдвоем, секретаря не брали. Я предполагаю, что это связано с симпозиумом по идейно-политической работе, который они задумали провести.

Выходит, Чжэн и Ван все-таки намерены устроить этот симпозиум.

— Один товарищ из научно-исследовательского отдела, отвечающий за подготовку конференций, сказал, что ваши замы собираются использовать в идейно-политической работе достижения социологии и психологии.

Тянь молчал. Да, они явно зарвались. Целыми днями треплются с разными профессорами, литераторами, журналистами, устраивают симпозиумы, пишут статьи. Мало им постов замминистра, еще и громкую литературную славу подавай. А литераторы, как сказал один химик, это самый опасный активный элемент!

— Они утверждают, что внедрение науки в пропаганду очень укрепит управление производством. Использование достижений социологии и психологии — это, мол, реальный путь к подъему активности людей, — продолжал Линь.

Психология? Но ведь это давно раскритикованная буржуазная наука. Сейчас все считают, что номенклатурные работники обязаны больше знать, однако это не означает, что мы должны совершать всякие глупости и вприпрыжку нестись за модой. Поднимать активность людей, конечно, хорошо, только пути к этому надо искать приличествующие. Вся партия и весь народ заботятся о реформах, о совершенствовании управления — это необходимая работа. Во всех отраслях промышленности, провинциях, городах люди думают, ищут, экспериментируют. Как руководитель министерства тяжелой промышленности он тоже, естественно, собирается принять соответствующие решения, предложить разные меры, однако, следуя за такими ретивыми, только шишек себе набьешь. Надо подождать, все взвесить. Чего именно ждать, он и сам толком не знал, но опыт подсказывал ему: если в чем-то не уверен или не можешь противостоять нововведениям, лучше подожди — и тогда все само собой уладится. Это как ветер в зимнем Пекине: сначала поднимется до небес с песком и камнями, но ведь он не может дуть вечно и через день-два начинает постепенно стихать. Придется сколотить специальную группу, дать ей задание и попридержать чрезмерно инициативных заместителей.

А вслух Тянь сказал:

— Да, мы должны заниматься проблемами управления, углублять реформу. У меня тоже есть одна задумка, хотя она еще и не совсем созрела: может быть, слить отдел управления предприятиями с научно-исследовательским отделом и образовать консультативный комитет?

Линь Шаотун обомлел. Это значит вывести научно-исследовательский отдел из-под контроля Ван Фанляна и отдать Вану в подчинение совсем других людей, которые будут строить ему всякие козни? Но это отнюдь не просто. Ван — человек энергичный, умный, твердый, с ним лучше зря не сталкиваться.

— Наверное, стоит еще подумать, взвесить…

Тянь Шоучэн взглянул на Линя. Тот тоже многозначительно посмотрел на начальника, и оба прекрасно поняли друг друга.