Чжан Цзе - Тяжелые крылья

Хэ Цзябинь и Е Чжицю дошли до Южного Пруда. Хэ взглянул на часы — пятый час.

— Я тебя провожу?

— Нет, мне надо в редакцию. Из провинции поступила жалоба, меня и еще троих журналистов посылают расследовать. Мы хотели обсудить план действий.

От той удрученности, в которой пребывала Е Чжицю после разговора по телефону, не осталось и следа. Она вновь превратилась в машину для производства статей и заметок. Хэ Цзябиню казалось даже, что он слышит легкое, ритмичное гудение движущихся частей. У этой машины помимо всего прочего были такие достоинства, как малый расход энергии и большая производительность.

— Вновь врагов себе наживешь! — напомнил он.

— Без потерь не бывает и приобретений!

Ну тогда все в порядке, успокоился Хэ Цзябинь. Его подруга снова вошла в свою колею.

— Я вот думаю: съездишь ты в одну провинцию, другую, третью, короче, во все двадцать девять провинций. А потом что? Перестанут, наверно, тебя посылать.

Он представлял себе, как Е Чжицю — человек обаятельный и порядочный — рано или поздно станет личностью нежелательной. Ее начнут остерегаться, ненавидеть до скрежета зубовного. И смех и грех!

— Ну другого кого-нибудь посылать начнут.

Чем беспечнее были ее ответы, тем мрачнее он становился. Не дожидаясь, что он еще скажет, Е Чжицю спросила:

— Что? Считаешь, это невозможно?

— Да нет, отчего же. Человечество постоянно идет вперед.

Он питал слабость к книжным фразам. Но в его устах эти фразы не казались затасканными, он вкладывал в них свой особый смысл, и многим это нравилось.

— А ты сейчас в управление?

— Ну уж нет! С объектами этого года мы разобрались, больше делать там нечего. Три сотни служащих только деньги зря получают. Чем в конторе лясы точить, лучше пойти прогуляться.

Он хотел сказать еще, что если б было создано объединение производственных предприятий, а то и объединенный строительно-производственный трест, который мог бы брать прямые подряды на строительство и оборудование объектов, то есть если соединить напрямую производство и сбыт, то их промежуточное звено, то есть снабженцев, можно было бы вообще ликвидировать. В наше время нельзя управлять экономикой по способу пятидесятых годов. Это все равно что в обществе, которое уже допускает свободный выбор в вопросах брака, опять вернуться к услугам свах. Хэ Цзябинь полагал, что хозяйственная система уже позволяет прямые подряды на строительство хотя бы некоторых объектов. Но поскольку он не знал положения в экономике в целом и был недостаточно хорошо знаком с мнением экономистов о реформе, он решил пока не высказываться, боясь обнаружить свою наивность.

Е Чжицю остановилась:

— А может, займешься чем-нибудь полезным?

— Полезным? Я уже пытался — расхвалил Чэнь Юнмина. Скоро мне за это всыплют.

— А почему мне ничего не сказал?

— Да о чем говорить? В худшем случае Фэн Сяосянь помешает мне вступить в партию. Тем более что, когда меня принимали в ячейке, мнения разделились.

— Очень жаль.

— Помешает, и ладно. Значит, буду беспартийным большевиком.

— Подражаешь А-Кью [36] Герой широко известной повести Лу Синя «Подлинная история А-Кью» (1921); не мог одержать реальной победы над своими врагами и постоянно утешал себя так называемыми моральными победами. ?

— Нет, ничего подобного! Ну пока!

Е Чжицю села в автобус и помахала рукой Цзябиню, он кивнул ей в ответ. Из окна автобуса она видела, как его высокая и худая фигура чуть вразвалочку удаляется навстречу заходящему солнцу. Куда он идет? Она знала, что Цзябинь, как и она сама, вечно хлопочет по чужим делам. Оба они, забыв о себе в этих хлопотах, тоже, как солнце, клонились к закату. И все-таки они не жалели растраченных сил и лет. В чем, как не в этом, смысл жизни? Неважно, ради чего приходится хлопотать: ради лекарства, ставшего вдруг дефицитом, или в защиту обиженного, или ради какой-то справки (о господи, сколько сил мы тратим, добывая всевозможного рода справки!)… Если кто-то в беде и зовет на помощь — право, стоит похлопотать.

Зайдя в продуктовый магазин, Хэ Цзябинь обратился к продавщице:

— Не подскажете, что лучше купить для переболевшего дизентерией?

Сын Вань Цюнь сегодня выписывался из больницы. Продавщица, неприступная, словно изваяние Будды, промолвила, не разжимая губ:

— Гроб покрепче.

Ну как прикажете реагировать на это?

Хэ Цзябинь долго смотрел в ее лицо с подрисованными бровями, с усиками над верхней губой, прикрытыми слоем пудры, будто пытался определить, к какому геологическому периоду относится этот мастодонт, затем чрезвычайно вежливо (с той корректностью, с которой джентльмен обращается к лягнувшей его скотине) проговорил:

— Спасибо!

Взяв сливочный торт с красивым узором из крема, бутылку мандаринового сока и пачку глюкозы, он бодро вышел из магазина. Рабочий день еще не закончился, но автобусы были уже переполнены. Хэ Цзябинь входил в автобус следом за толстой женщиной, должно быть торговкой вразнос. Через плечо у нее были переброшены две набитые сумы, в левой руке — большая авоська с термосом, кульками сластей и коробкой с ботинками, в правой руке — большой бумажный пакет. Не женщина, а грузовик какой-то!

Кондукторша подгоняла входивших:

— Быстрее, быстрее!.. — Затем нажала кнопку, дав сигнал водителю. — Все, все, ждите следующего!

Заволновавшись, женщина не могла забраться на подножку. Хэ Цзябиню пришлось ее подсадить. Черт, да этот «грузовичок» и сам весит дай боже!

Толстуха наконец забралась и скинула сумки с плеча, прямо на Хэ Цзябиня! Бутылка с соком упала, но, к счастью, не разбилась. Женщина оглянулась — у нее было потное, красное лицо северянки. Зашевелила губищами как слабоумная. Может, немая? Автобус, зло рявкнув, тронулся. Вдруг стоявший рядом с толстухой парень, сильно гнусавя, выкрикнул:

— Что, стоять не можешь спокойно? Чего пихаешься, твою мать?!

— Сам мой термос пнул!

Нет, все-таки не немая. У женщины был дунбэйский [37] Дунбэй — северо-восток Китая, раньше назывался Маньчжурией. выговор.

— Ты что, сказать не могла? Развилялась тут своим задом!

— А подвинуться ты не можешь?

— Мне и здесь хорошо. Ух ты, дрянь какая! Откуда только такие берутся?

— Оттуда же, откуда и ты!

— Ах ты, мать твою… Не буянь мне здесь! А то скажу такое, что сон потеряешь!

Послышался чей-то смех, как бы в знак одобрения.

— Хулиган!!

— Это кто хулиган? А сама-то не хулиганка — людей задом долбаешь? Совсем стыд потеряла!

Хэ Цзябинь ощущал, как в нем закипает гнев. Наконец он не выдержал:

— Эй, парень! Говори-ка повежливей. Не оскорбляй приезжих.

К Хэ Цзябиню приблизилась потасканная физиономия с патлами длинных волос: