Сарина Боуэн - Полутона

– Простите, – говорит он. – Вам все равно нельзя быть здесь.

Джейк втягивает воздух сквозь стиснутые зубы.

– Верно. Но думаю, ты только что отнял у меня год жизни.

Фредерик смеется.

– Отличная шутка, малец. Ты нас подловил.

Парень щурится, глядя на Фредерика.

– Мы знакомы? Мне кажется, я вас видел.

– Мне часто так говорят, – отвечает отец.

Тощий паренек смотрит на часы.

– Упс, у меня осталась минута. – Он открывает папку и кладет ее на нотную подставку, а сам садится на табурет.

Время 11:59. Я и забыла, что колокола звонят каждый день в полдень.

– Если мы останемся посмотреть, нас накажут? – спрашивает Фредерик.

Парень качает головой.

– Не-а. Мне все равно. Но концерт идет минут пятнадцать.

На листке с нотами написано: Simple Gifts. Ровно двенадцать – и парень начинает нажимать рычажки. Мелодия разливается с убийственной громкостью в колоколах наверху. Я поднимаю голову и вижу, как колокола раскачиваются один за другим, влекомые металлическими шнурами, которые тянутся от рычагов. Даже когда паренек перестает дергать рычаги, колокольный звон еще висит в воздухе.

Фредерик смотрит на механизм.

– Задержка во времени должна жутко путать, – говорит он.

– К этому привыкаешь, – отвечает парень. Затем, когда эхо умолкает, он начинает играть вторую песню по памяти.

Мы с Джейком поворачиваемся друг к другу.

– Это же… – не могу вспомнить.

– Группа Duran Duran, – фыркает Фредерик. – Песня Hungry Like the Wolf.

– Люблю играть ее в обед, – говорит парень, отбивая ритм.

Джейк кладет чек на десять долларов на столик у входа в столовую.

– У нас гость, – говорит он милой пожилой женщине.

– Не обязательно это делать, – возражает Фредерик, но Джейк уже идет в очередь.

– Не бери буррито, – предупреждаю я. – Вкус совсем не такой, как в Лос-Анджелесе.

Фредерик наклоняется ко мне.

– Джейк из хороших людей, – говорит он шепотом.

Я смотрю на него, его глаза улыбаются.

– Знаю.

– Почему ты его прятала?

– Сама не понимаю.

– Давай сюда, – говорю я отцу, и он садится на скамейку перед столом. Джейк сидит напротив нас, у него на подносе гора из двух сэндвичей, чипсов и салата.

– Неплохо, – говорит отец, попробовав суп клам-чаудер. – Вы бы видели ту жижу, которой нас кормили в школе.

– Зато, могу поспорить, она не стоила тридцать тысяч долларов в год, – говорит Джейк. Стаканы в столовой маленькие, так что он взял три с молоком, поставив их в ряд на подносе, точно солдатиков.

– Верное замечание. Не уверен, что Рейчел не тратит деньги впустую.

– Она отбивает их книгами в библиотеке.

Теперь я чувствую смущение.

– Спасибо за экскурсию на колокольню. Это было круто, – говорит отец.

– О, не за что.

Затем Фредерик опускает ложку, хмыкнув.

– Когда эта дверь захлопнулась… – Он начинает смеяться. – Вы бы видели свои лица.

Я вижу, как Джейк краснеет. Он делает глоток молока, но потом смех вырывается, и ему приходится прикрывать рот рукой.

Отец откидывается на спинку старой деревянной скамьи и хохочет.

Джейк чуть не подавился, но потом засмеялся с новой силой. И наконец меня тоже заразили. Интересно, что бы Джейк сделал, если бы дверь и правда захлопнулась? Я хихикаю, пока слезы не выступают из глаз.

Мы все еще смеемся, когда Аврора останавливается у стола.

– Боже мой, – говорит она. – Что я пропустила? И где мое приглашение? – Она опускает поднос рядом с Джейком.

Фредерик тянет ее поднос через стол на нашу сторону и протирает глаза.

– Идите сюда, юная мисс. Давненько я вас не видел.

Аврора подходит к краю скамейки, где сижу я. Перешагивает у меня за спиной.

– Наклонись, Фредди.

– Ох, я забыла взять кофе, – говорит Аврора, когда уже начала есть.

– Я возьму, – подскакиваю я. – Кому-нибудь еще?

Когда возвращаюсь с четырьмя кружками, по две в каждой руке, Аврора тоже в истерике.

– Можешь представить наш звонок в службу спасения? – спрашивает Фредерик с усмешкой.

Я сажусь рядом с отцом, слушаю его низкий голос и смех Авроры. Замечаю робкую ухмылку Джейка.

Как там сказала однажды Ханна? Что надеется, скоро я снова обрету почву под ногами. Сегодня я поверила, что это возможно.

Джейку приходится уйти первым, чтобы успеть дойти до колледжа к лекции по химии. Фредерик пожимает ему руку через стол.

– Рад знакомству, Джейк. Надо будет повторить.

Когда Джейк поднимается, чтобы унести поднос, я иду за ним со своим. Поставив его на ленту конвейера, поворачиваюсь к Джейку.

– Спасибо, – говорю я. – Это было и правда весело. Прости, что… – делаю глубокий вдох. – Прости, что не познакомила вас с Фредериком раньше. Было глупо с моей стороны.

Он ненавязчиво меня обнимает, что может означать что угодно. Может быть, «эй, ничего страшного», а может, «ты дурочка». Я все еще не понимаю, когда Джейк наклоняется к моему уху.

– Я люблю тебя, Рейчел, – шепчет он. Потом разворачивается и выходит из столовой.

Когда я снова сажусь перед Фредериком и Авророй, мне сложно сконцентрироваться на их беседе. Слова Джейка словно драгоценный камень, который я сжимаю в ладони. Не могу поднести его к свету и как следует рассмотреть, пока не останусь одна.

– Это на Чот-стрит, – говорит Фредерик.

– Что? – спрашиваю я. Он объясняет что-то.

– Дом на продаже. Я хочу, чтобы ты посмотрела на него.

– А-а, хорошо, – говорю я, пытаясь не отвлекаться. – Посмотрю на выходных.

– Разве у тебя сейчас не урок испанского? – спрашивает Аврора.

– Да. Мне надо идти.

Фредерик толкает свой поднос к краю стола и поднимается на ноги.

– Отличное у вас тут место, – говорит он.

– Приходите в любое время! – улыбается Аврора.

Я провожаю отца на улицу.

– Проведем урок гитары на следующей неделе? – спрашивает он.

– Обязательно.

– Хорошо. – Он взъерошивает мне волосы и с улыбкой уходит.

Следующим вечером я сижу в одиночестве на подушке у окна, наблюдая, как розовеет небо над Клэйборном. Телефон звонит, и мне приходится отвлечься от заката. Надеюсь, это Джейк. Я думала о нем весь день.

Однако сообщение не от него.

Одна-единственная фотография. В кадре бардачок старой машины Хейза. Он открыт, внутри что-то лежит – конверт с извинительным письмом, которое я отправила.

– Ох, Хейз, – шепчу я, касаясь экрана. Снова смотрю на небо, цвет уже сменился на серый. Поднимаюсь и иду в спальню.

Мамины фотографии лежат на комоде, я беру их. Я уже столько раз их рассматривала, что запомнила все детали. Сначала они потрясли меня. Молодая и влюбленная Дженни казалась совсем другим человеком.

Теперь две эти женщины медленно сливаются в моем сознании. На самом деле, наверное, я теряю способность вспоминать маму такой, какой ее знала. Мне все равно. Лучше думать о ней как о ком-то, открытом для любви, а не для горечи.