Ника Ракитина - Скатный жемчуг, короткие рассказы [СИ]

— Я не пухлый! Это мышцы.

— А это — комок нервов? — он резко ткнул меня в живот. Я охнул.

— Не надо, мальчики!

Борис с косой усмешкой обернулся к Алисе.

— Тебе жаль его, детка?

— Нет, просто не нужно.

Я был ей благодарен.

— Связался с идиотами, — скребя ногтем усы, бормотал мой враг. — Давайте мне ключи, я вдвое скорее лабиринт пройду. А то навязались, один пухлый, вторая скилет.

Алиса встряхнула хвостом и поправила камешек в повязке на голове, который и был ключом.

— Не могу. Контракт. Кроме того, я ловко лазаю, а люк для моего ключа в потолке.

— Откуда знаешь?

Она смутилась:

— Подсмотрела. Мне так хочется в космос.

Борис заржал.

— Ну, тебя с пухлым отошлют. Без обратного билета.

Тут прозвенел звонок, и матовые двери в лабиринт открылись перед нами. Борис первый рванул туда.

Нам пришлось бежать следом. Я знал, что параллельно нашей сквозь лабиринт идут еще три команды, но космос светит только тем, кто придет первыми.

Алиса легко поспевала за ведущим, у меня так ловко не получалось. Я запыхался, и началось колотье в боку.

— Эй! Меня подождите! — просопел я. Борис издевательски гоготнул, но притормозил.

— Так, тут норы направо и налево. Нам куда?

— В лабиринтах... нужно сворачивать направо.

— Кому нужно?

— Это специфика...

Он обнажил зубы:

— Ты свою заумь брось. Пальцем ткни.

— Поклянись сперва, что не станешь его обижать, если он ошибся, — сказала Алиса отважно. Она казалась такой хрупкой рядом с Борисом, такой нежной, и я поклялся про себя всегда ее защищать.

— Гнобить пухлого?

— У меня имя есть.

— Ну, и как зовут твое величие? Брюс Ли? Шварценнегер?

— Джеки Чан, — скромно ответил я.

Борис свалился на спину и задрыгал конечностями.

— Чан! — надрывался он. — Квашня! Скажешь: стену пробьешь ногой?

— Скажу, — отозвался я с достоинством. — Но пробивать не буду.

— Ты — Пухлый, — оторжавшись, веско сказал Борис.

И тут же прислушался:

— Конкуренты! Живо ноги в руки!

И мы опять побежали. Не скажу, чтобы я боялся этого хулигана, но почему-то он действовал на меня самым магическим образом. Я повиновался невольно. Возможно, потому, что обдумать свое поведение у меня не было времени.

Мне казалось, бежать мы будем вечно. Дыхание сбивалось и в боку кололо так, что хотелось лечь и умереть. И только хвостик Алисы, мелькавший перед глазами, заставлял рваться из жил. Но тут хвостик дернулся, Алиса пискнула, а наш герой, наш богатырь, наш не знающий усталости супермен с тихим вяком провалился в дыру, а сверху упала горка камней.

Алиса наклонилась над ямой:

— Боря! Боречка!

О, что бы я отдал за то, чтобы она с такой же нежностью окликала меня:

— Джеки!..

А я бы лежал под камнями, умирающий, но не сломленный, последним движением протягивая ей свой ключ! Ключ!!

— Алиса! Я буду тебя держать, а ты забери его ключ. Дай, проверю, — потянувшись, насколько меня хватило, я ощупал завалившие Бориса камни. Вроде, не шевелятся. Риск для девушки минимальный.

Алиса всхлипнула:

— Может, он еще жив...

Я развел руками:

— Увы. Он слишком много знал. То есть, того, бежал.

— Бессердечный ты!

— Я?

— Ты! Ты! — девушку трясло, как в лихорадке. Я попытался прижать ее к себе, но она вырвалась и вжалась в стену. — Тебе только его ключ нужен! А он сам...

Вот уж беспочвенные заявления. Я беспокоился только о ней. А Борис, он сам виноват. В конце концов, никто же не заставлял его нестись сломя голову. Желание выпендриться перед Алисой и опередить конкурентов... RIP. Если бы у меня была шляпа, я бы ее снял.

— Алиса, — обратился я к ней как можно мягче. — Ты хочешь в космос, я тоже хочу. Никто не обещал, что будет легко. Что мы выйдем из лабиринта живыми. Но мы хотя бы должны попытаться. Per aspera ad astra.

— Что? — отозвалась Алиса тусклым голосом.

— Через тернии к звездам. Так древние говорили.

Алиса всхлипнула и вытерла носик.

— По-моему, у нас одни тернии.

— Я брошу тебе под ноги ковры из белой ангорской шерсти. С брильянтами звезд. Или цветы... У меня дома растет кактус, «Ночная принцесса». Каждые четыре года на нем распускается один единственный белый цветок. Он словно сияет изнутри. Он... похож на тебя.

Я смутился и поковырял пяткой пол. Алиса перестала всхлипывать.

— Держи меня, — она потянулась и сняла с головы Бориса повязку с камешком. Ее голосок дрогнул:

— Он... мне кажется, он еще жив.

И Алиса спрятала голову у меня на груди.

— Деточка, не надо...

Мне хотелось облобызать ее всю, от пяток и хвостика до покрасневшего носа. Но я сдержался.

Остаток пути прошел, как в тумане. Алиса ловко вскарабкалась к люку на потолке, чтобы вставить свой ключ. Я с пыхтением забрался следом. Потом мы протискивались сквозь узкие ходы, петляли, скользили вниз, пролезали через какие-то дыры. Открыли тяжелую каменную дверь ключом Бориса, а моим собственным — выход. И в глаза нам ударил свет, а в нос — упоительный запах сыра. И над головой прозвучал мрачный бас:

— Мышь и хомяк здесь. А где крыс? Вообще-то я на него ставил три бакса. Тьфу, непруха.

И нас с Алисой рассадили по разным клеткам, так и не сказав, ожидает ли нас космос или новые опыты в лаборатории, из которых мы не выйдем живыми.

Рассказывают же папы-мафиози сказки своим деточкам.

Жил-был Нереальный Пацан. Раз подходит к нему в баре чувак, рубаха желтая, галстук зеленый, пиджак красный, попугай в натуре, и говорит:

-- А иди-ка ты в трактир «Антарктида» и подстрели там крутую птицу Пингвина. Забери у него бумажник и принеси мне. И тогда каждое утро будешь находить бакс под подушкой.

Пошел Нереальный Пацан в «Антарктиду» и видит там босса в черном фраке и белой рубашке, точняк Пингвин. Говорит, мол, так и так, я тебя застрелить пришел. А тот ему:

-- Мужик! Тебя Попугай послал? Так вот, если его подстрелишь и принесешь мне бумажник, будешь каждое утро под подушкой десять баксов находить!

Нереальный Пацан так и сделал. Ждет утра, аж трясет его. Сунул руку под подушку и...

Тут папа-мафиози вытер скупую слезу и завершил сказку:

-- А мораль, сынок, здесь такая: не борзей!

Из навесного шкафчика у Игорька пропала банка кофе. Взять его было некому — в доме третий день они были втроем: Игорек, сибирский котяра Паштет и домовой Кататиныч. Пристрастия кота были ясны из его имени; а домовой, конечно, приворовывал, но в основном шкурки от сала и цветные скрепки: домовые кофию не пьют.

Игорек потеребил бритую голову и отправился в магазин.

Вторая банка пропала через полчаса столь же таинственным образом: Игорек из кухни не удалялся, а ключ от шкафчика висел у него на груди.