Юлий Квицинский - Отступник

— Стоит шофер уже минут десять. Ждет нас, — успокаивает Гундерсен. — У меня сигнал на пейджере.

Машина действительно стояла сразу за железными воротами. Энергично помахав Тыковлеву и инстинктивно поулыбавшись в его сторону, хотя было ясно, что на таком расстоянии и в темноте он никаких улыбок видеть не мог, Паттерсон и Гундерсен с облегчением разместились на заднем сиденье широченного посольского “Крайслера”.

— Да, интересная была беседа, — как бы желая продолжить тему, протянул Гундерсен. — Судя по тому, что он говорит, этот заезд Горбачева в Европу надо считать одним из самых удачных и результативных. Доверие к нам нарастает, от прежней настороженности почти ничего не осталось. Все это материализуется в договоры и решения, о которых раньше и мечтать было трудно. Достаточно было Маргарет Тэтчер пообещать реформу НАТО и сказать, что СССР больше для нас не противник, как они согласились ликвидировать Варшавский договор. Правда, судя по всему, он сам распускать Договор не поедет. Трусоват. Ну и пусть министра иностранных дел вместо себя пошлет. Не все ли нам равно. Варшавского договора не будет, а НАТО, конечно, останется. А под Парижской хартией европейской безопасности он сам подписался. Просто невероятно! Воссоединение Германии одобрил, советские войска из Европы убирает и сокращает, тысячи танков, орудий, вертолетов ломает, не получая ничего взамен. В каждом договоре записывает, что будет насаждать демократию и права человека не по их социалистическому, а по нашему образцу. А не будет насаждать, мы эти договоры с ним выполнять не обязаны. Не будет нашу демократию и частную собственность внедрять, так мы ему никаких займов не дадим, опять “холодную войну” устроим. Второй “холодной войны” он наверняка уже не выдержит. Все развалил, позиции в Европе потерял, кормить народ нечем, армия деморализована, партия недее­способна. Союз того и гляди погрузится в пучину гражданской войны и начнет разваливаться.

— Бог на нашей стороне, — патетически воскликнул Паттерсон. — Мы верим в Бога и свободу. В этом наша сила. Кажется, мы побеждаем в “холодной войне”. Победа близка. И заметьте, мы не сделали ни одного выстрела! Именно так учили выигрывать войны великие полководцы Рима. Маневрировать войсками и ресурсами, использовать дипломатию, разведку, союзников так долго и целенаправленно, как это необходимо для того, чтобы измотать и деморализовать противника, привести его к выводу об исчерпании резервов и возможностей и необходимости сдаваться, пока не поздно. По сути дела, мы предложили ему почетную капитуляцию, и он наше предложение принимает. Еще несколько правильных шагов с нашей стороны — и коммунизм, Советский Союз рухнут, уйдут в прошлое. В мире останется одна-единственная сверхдержава. Это будем мы — Соединенные Штаты. Мир будет принадлежать нам. Безраздельно. Еще несколько шагов, и мировая история потечет по другому руслу. Если для этого ему надо дать нобелевскую премию мира, то, черт побери, мне не жалко. В конце концов, он ее заслужил хотя бы грандиозностью масштабов предательства, которое затеял.

— Ну, он-то сам, скорее всего, не очень понимает, куда идет дело, — возразил Гундерсен. — Он не очень умный, наивный и слабый человек, но с большим самомнением. Он вполне искренне думает, что ничего он не предает, а лишь улучшает, реформирует и что, в конце концов, все наладится само собой. Во всяком случае, пытается убедить в этом самого себя и других. Однажды оступившись, он неудержимо скользит вниз, но не имеет душевных сил признаться себе в этом. Случай достаточно типичный. Единожды предав, предашь и еще десятки раз.

— Может быть, он не представляет себе всех последствий, — усмехнулся Паттерсон. — Или сам себя обманывает, страшась расплаты. Но не в нем ведь уже дело. Он не один. Вокруг него вся советская элита. Она кипит, протестует, ссорится, но в своем большинстве следует за Горбачевым. Разве тот же Тыковлев не понимает, чем все это для них кончится? Конечно, понимает. А если так, то, значит, хочет такого конца. Для них уже нет хода назад. Рубикон перейден. Из этого пора и нам делать выводы. Настало время перестать ходить вокруг них на цыпочках. Надо быть яснее, определеннее и требовательнее. Железо надо ковать, пока горячо. Иначе могут опомниться. Пока не опомнились, надо выстраивать второй эшелон. Сахаров, Афанасьев, Попов и прочие. Если Горбачева попробуют вывести из игры, придется вводить в дело новые силы. Для этого нужен серьезный руководитель, сильный, властный, конкурент и враг Горбачева, лучше всего из крупных партработников. Они знают, как бороться за власть.

— Ельцин? — спросил Гундерсен.

— Думаю, что да. Надо только убедить эту, как ее, межрегиональную депутатскую группу и прочих их друзей, что с Сахаровым они далеко не уедут. Да они, похоже, и сами это чувствуют. Одно дело на митинги ходить и в газетах писать, другое — страной править. А Ельцина надо выводить в свет. Пора! В Штаты надо позвать его. Конечно, несколько неудобно будет перед Горбачевым. Но ничего, перетерпит. Позовем его по линии какого-либо фонда или университета, а получится так, что президент его принял. Так оно и для Горбачева полезно будет. Побыстрее станет поворачиваться и в Прибалтике, и на Кубе, и в реформировании Советского Союза. О чем он сейчас говорит? О конфедерации? Для начала уже неплохо.

— Странный он все же человек, — заметил Гундерсен. — На последней встрече “семерки” все говорил, что мир к какой-то катастрофе движется, что он рад, что все участники встречи эту опасность осознали и теперь вместе с ним будут все делать не так, как прежде. В общем, вслед за ним начнут перестройку в своих странах во имя общечеловеческих ценностей. Юродивый прямо-таки. Не понимает, что для всех семи мир в полном порядке. Нужна им его перестройка. Это он со своим Советским Союзом движется к катастрофе. Ну, так и пусть рулит, перестраивается. Другие-то при чем?

— Да, говорят, за компанию вешаться легче, — засмеялся Паттерсон. — Это он со страху.

— Нет, все же странный он, — упрямо повторил Гундерсен. — Вот и сегодня Тыковлев рассказал, как он умилялся по поводу параллелизма своего и Гонсалеса мышления насчет устройства социализма с человеческим лицом. Противоречие, мол, между социализмом и капитализмом оказалось вполне преодолимым, стоило ему завести друзей на Западе. Они искренне желают помочь ему продолжать строительство коммунизма и укреплять Советский Союз.

— Не надо удивляться, Гундерсен, — оживился Паттерсон. — Я давно пришел к выводу, что мы на Западе гораздо лучше понимаем существо марксизма-ленинизма, чем они. Конечно, он говорит глупости. Не может быть совмещен марксизм-ленинизм с нашей идеологией демократии. Мы это знаем и не сомне­ваемся в этом. Он не знает. Он, я уверен, никогда не понимал и не понимает сейчас душу марксизма. Он где-то что-то читал, конспектировал и сдавал экзамены. Но он и ему подобные никаких революций не делали, власти не завоевывали, гражданской войны не вели. Это кабинетные чиновники. Не философы, не борцы, не фанаты, не мученики. Они просто не понимают, что укладывается в понятие социализма, а что не укладывается и не уложится никогда, не взорвав их строй и их власть. Они лишь по должности жрецы и хранители идеи, которую давно перестали воспринимать, а теперь готовы и предать. Такие коммунисты нам уже давно не страшны. Они и сами в этом признаются. Чего одна их теория мирного сосуществования и сотрудничества с нами стоит! Хрущев на весь мир сказал, что никакой революции никуда экспортировать больше не будет, лишь бы его и его союзников мы не трогали. А этот идет еще дальше. Готов ввести западную демократию, частную собственность и вступить в НАТО под нашу команду, только помогите ему наладить экономику и накормить свой народ. Не понимает, что в этом варианте он ни нам, ни своему народу, ни кому-либо еще больше не будет нужен. Впрочем, это его дело. Наша задача — избавиться от советской супер­державы как конкурента. Если для ее решения достаточно накормить их колбасой, одеть в наши тряпки и предоставить убежище их нынешним лидерам, то, право, это вполне приемлемая цена, Гундерсен.