Сусана Фортес - В ожидании Роберта Капы [litres]

– Гребаное Рождество.

Причина смерти осталась невыясненной, но все указывало на самоубийство. Так, по крайней мере, сказала Руфь. Герта знала, что Эндре обожал отца. В глубине души они были похожи. Фантазеры, выдумщики, способные уверовать в собственные враки до такой степени, что те превращались в правду. Многие из баек, которыми Эндре развлекал своих друзей во время застолья, были лишь повторением историй, тысячу раз слышанных им в детстве от отца в пештском кафе «Модерн». Мать посылала туда Эндре, чтобы он привел отца домой, пока тот не спустил все семейные сбережения за одну партию в бридж.

Дежё Фридман, как и Эндре, был неизлечимым романтиком, выросшим в трансильванской глубинке, в земле крестьянских сказок и средневековых легенд. Подростком он уехал из родных краев и без гроша в кармане скитался по городам Европы, выживая за счет ловкости и изобретательности, пока однажды не познакомился с Юлией, матерью Эндре, и не стал портным.

Эндре с открытым ртом слушал истории об отцовских похождениях, гордясь и веселясь одновременно. Чего стоила хотя бы байка о том, как тот перешел границу, предъявив вместо визы счет из шикарного будапештского ресторана! Эндре представлял, как отец с серьезным, начальственным видом достает документы из внутреннего кармана пиджака, и помирал со смеху. Много лет спустя сам Эндре воспользовался тем же приемом, и он сработал. Везение тоже передается по наследству.

Хороший игрок всегда держит себя так, будто у него припрятан туз в рукаве, говорил отец. Сыграешь удачно роль победителя – выиграешь партию. Плохо только, что иногда жизнь разгадывает твой блеф раньше времени. Тогда остается лишь поставить все на те карты, что имеешь на руках. Дежё поставил – и проиграл.

Страсть к игре – тайный недуг, передающийся с генами, как цвет волос или склонность к суевериям. У Эндре был в крови этот ген. Когда дела шли плохо, он начинал пить и биться об заклад. Наблюдательный, как и всякий нормандец, Анри Картье-Брессон часто говаривал: «Эндре не великий мудрец. Ему не дано понять суть игры умом, но интуиция у него превосходная. Он обращает внимание на мелочи, которых другой никогда и не заметил бы. Видимо, опыт обострил его чутье. С семнадцати лет он не жил дома, скитался сначала из одной гостиницы в другую, потом – с одной войны на другую. У него дар предчувствовать войны. Он прирожденный игрок».

Картье-Брессон был прав, и это стало очевидно много лет спустя, на рассвете 6 июня 1944 года, когда туман рвал в клочья небо над Ла-Маншем.

Море. Шум моря. При такой болтанке невозможно настроить резкость. Вверху – рев моторов, дрожь палубы, внизу – пенная бездна. Эндре не задумываясь бросился в шлюпку десанта с двумя камерами, болтающимися на шее, «лейкой» и «роллейфлексом». Взглянул на берег, чтобы прикинуть расстояние до него и глубину. Впереди – шесть километров песчаного пляжа, усеянного минами. Омаха-Бич. Никто не объяснил тем парням, что, черт возьми, они должны делать. Сказали только, что должны спасти Европу от фашизма. Когда шлюпка подходила к берегу, Эндре подмигнул солдату-американцу из роты «Е» 116-го пехотного полка: «Увидимся на берегу, парень».

Через несколько минут мир разорвало в клочья. Большинству солдат не исполнилось и двадцати двух. Они погибли, не успев сделать шаг по песку. В объективе – оранжевые вспышки среди тысяч мельчайших водяных брызг. Противотанковые заграждения. Минометный огонь. Рев моря. Приказы, почти не слышные из-за ветра и шума лодочных моторов. Эндре щелкал затвором, не успевая навести на резкость. Мгновенные, мимолетные снимки. Образы войны. Волны Атлантики окрасились кровью в величайшей бойне, получившей название «День Д». Две тысячи убитых всего за несколько часов.

Эндре был единственным фотографом, высадившимся с первой волной. Он записался добровольцем в сто шестнадцатый. Которому предстояло штурмовать сектор Easy Red. «Военный корреспондент может сделать ставку (а ставка – жизнь) на какого угодно скакуна, – писал он в своей книге “Скрытая перспектива”, – а может в последний момент вообще забрать ее обратно. Я игрок. Я решил отправиться вместе с первыми солдатами роты “Е”» [8] Пер. В. Шраги. . Он выжил чудом, шел по горло в воде, потом полз двести метров по заминированному пляжу. Играл в кошки-мышки со смертью. Конечно, тогда его уже не звали Эндре Фридманом, и Герты не было рядом с ним. Она семь лет как умерла. Семь долгих лет, и не было ни одного дня, ни одной чертовой ночи, когда бы он не тосковал о ней. Возможно, в глубине души ему хотелось только одного: чтобы кто-нибудь наконец выстрелил из жалости ему в голову.

Герта была такой же. Да или нет. Черное или белое. Пан или пропал. В конце концов, жизнь – всего лишь азартная игра. Она шла мимо баров недалеко от Малого моста и увидела его спину за одним из окон. Она знала, что найдет его здесь. Эндре, в пальто, которое болталось на нем, будто купленное на вырост, стоял одиноко и неподвижно, облокотившись о барную стойку, опустив голову, погрузившись в себя и лишь изредка поднося рюмку к губам. Не было еще и одиннадцати утра. Грустный, как дерево, на котором только что подстрелили зорянку, подумала Герта, чувствуя, как слезы начинают туманить глаза. Она отругала себя, как всегда, когда с ней такое случалось, хотя и не знала в этот раз, отчего плачет. Она готова была уйти. Но что-то, что было сильнее ее, удержало Герту, и потому девушка дождалась, когда ветер высушит ей глаза, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, собрала всю гордость, которую привил ей отец, и пошла навстречу своему мужчине с высоко поднятой головой, своей особой походкой, радуясь, что встретила его, но с решимостью не уступать ему ни пяди своей территории.

– Как холодно, – сказала Герта, передернув плечами и встав рядом с Эндре со сжатыми кулаками в карманах.

Тот вскинул брови.

– Где ты была? – спросил настороженно.

– Да тут рядом, – ответила она и замолчала.

Так это случилось. Они не слишком удивились друг другу, не стали тратить слов и изображать пылкие чувства. Все произошло само собой, словно Герта и Эндре продолжили случайно прерванный разговор. Каждый прошел свою часть пути.

– Пойдем лучше домой, – произнесла Герта через некоторое время. И они медленно побрели по тротуару, он – стараясь держаться у стены и шагать прямо, она – почти незаметно, чтобы не обидеть, поддерживая его.

Они снова стали жить вместе. Переехали из квартиры с видом на Эйфелеву башню в гостиницу «Блуа» на рю Вавен. Из окна их комнаты была видна терраса кафе «Ле Дом». Достаточно было выглянуть, чтобы увидеть, кто пришел сегодня пообщаться, и выйти, если общество было им по душе. Но предвыборная кампания и репортажи для «Альянс Фото» почти не оставляли времени на светскую болтовню.