Ицхак Орен - Комиссия

В.: Кто это сказал?

О.: Зеэв Жаботинский. В первой половине тридцатых годов его статья «Сионизм и коммунизм» попалась мне на глаза. Зеэв Жаботинский — тот, кому после Ивана Гончарова следует присудить высшую награду за формирование моей личности, если придерживаться хронологии. Но только до этой последней встречи с Володей я всегда полагал, что нет произведений более далеких друг от друга, чем «Обломов» Гончарова и «Самсон Назорей» Жаботинского, и свое горячее увлечение и тем и другим приписывал исключительно присущей мне склонности к парадоксам. Должен был явиться Володя, чтобы я осознал наконец, что нет никакого антагонизма между ними, что обе возлюбленные моей души живут между собой в согласии.

В.: Действительно, тебе повезло, что в нужный момент появился Володя, для которого сущий пустяк разрешить все противоречия в мире. Мы сомневаемся, что без этой мифической фигуры даже ценой величайшего умственного напряжения тебе удалось бы перекинуть мост между Обломовым и Самсоном и создать в своей душе столь невероятный синтез.

О.: Володя — вовсе не мифическая фигура. В те дни, когда мы с ним познакомились, вся страна была занята наведением мостов и поиском синтеза. Мужчины и женщины, старики и зеленые юнцы только и делали, что совмещали несовместимое, сводили воедино противоположности и сглаживали противоречия. Этому посвящались все дискуссии, диспуты, встречи, собрания. Мне памятна беседа между двумя сторожами, стерегущими виноградник. Один был вооружен дубиной, другой — винтовкой английского производства, один был бейтаровцем [4] Бейтар («Брит Йосеф Трумпельдор») — молодежная сионистская организация, созданная в 1923 году. Придерживаясь идеологических принципов Зеэва Жаботинского, ставила своей целью возрождение еврейского государства на обоих берегах Иордана. , другой — членом организации «А-шомер а-цаир» [5] «А-шомер а-цаир» — молодежная сионистская левосоциалистическая организация. , один находился в стране менее года (по нынешней терминологии «новый репатриант»), другой родился здесь, в одном из поселений на юге.

Каким образом в обстановке внутренней борьбы и лютой вражды тех лет бейтаровец и шмуцник [6] Шмуцник — прозвище члена организации «А-шомер а-цаир». могли оказаться рядом и выполнять некую общую задачу, я здесь рассказывать не стану. Угроза уничтожения извне временами сдерживала взаимную ненависть и иногда даже заставляла объединяться. Как-никак это был 1937-й кровавый год [7] «1937-й кровавый год» — в 1936—1939 гг. в Эрец-Исраэль происходило так называемое «арабское восстание», сопровождавшееся многочисленными нападениями на еврейские поселения и террористическими актами против евреев. . Дело происходило в одном из виноградников Самарии. Бейтаровцем был я сам, а мой напарник, как я уже сообщил, являлся членом «А-шомер а-цаир». Шесть недель мы провели наедине. Вначале сторонились друг друга, потом сцеплялись по любому поводу, а под конец подружились. Правда, эта дружба не мешала бешеным спорам, пожалуй, даже сделала их еще более жаркими. Я произносил пророческие речи о грядущем еврейском государстве, которое вскоре, в наши дни, восстанет на обоих берегах Иордана, а он пел медоточивые гимны солидарности пролетариев всех стран, слагал дифирамбы дружбе еврейского и арабского народов и назидательно цитировал пророчества о последних днях, когда не будет ни эксплуататора, ни эксплуатируемого, и частная собственность исчезнет на земле навсегда. На рассвете мы, укладывая свои матрацы в тени виноградных лоз, чтобы отдохнуть от ночных хождений, срывали спелую гроздь кроваво-красного винограда, покрытого прохладной ночной росой, и, надкусывая упругую кожицу виноградин, призванных утолить наш голод и жажду, все еще продолжали осыпать друг друга неопровержимыми доводами нашей правоты.

Однажды ночью мы услышали скрип телеги и пошли на этот звук. На склоне оврага, разделявшего два виноградника, мы увидели феллаха с повозкой, запряженной мулами и нагруженной арбузами. Было полнолуние, и араб вскоре заметил нас. Он придержал своего мула, слез с телеги и приблизился к нам. Остановившись в нескольких шагах от нас, он отер рукавом пот со лба — ночь была холодная, я до сих пор не понимаю, отчего он мог вспотеть, разве что с перепугу? — и просительно произнес:

— Майя ?

Я знал, что это означает «вода», и протянул ему свою фляжку. Но прежде, чем феллах успел коснуться фляжки, он уже лежал на земле распростертый, а мой напарник — член организации «А-шомер а-цаир» — склонился над ним, обшаривая его одежду. Я подивился ловкости этого парня — в долю секунды одним ударом сбить человека с ног…

— Рехнулся, — прошипел он мне, обыскивая поверженного араба. — Вот так вот запросто ты даешь арабу воду? Откуда ты знаешь, что он не всадит тебе в брюхо нож?

Ножа у феллаха не оказалось. Мой напарник помог ему подняться. Я дал ему напиться, и он зашагал прочь.

Некоторое время мы молчали. На востоке обозначилась заря, и вершины кипарисов загорелись розовым светом.

— А как же дружба народов? — спросил я наконец.

— На собраниях, — буркнул он раздраженно, но тут же добавил более миролюбивым тоном: — То само по себе, а это само…

В.: Надеемся, мы не обидим тебя, если скажем, что пример был не из самых удачных. Никакого синтеза не произошло, все осталось разобщенным, как и было, и твой товарищ сам подтвердил это, сказав: «То само по себе, а это само…» Между тем, ты утверждаешь, что Обломов и богатырь Самсон слились в твоей душе в единое целое. Оставим объяснение этого феномена психологам и перейдем к вопросу, который нас занимает. Мы слышали, что Обломову ты отплатил добром за все, что он для тебя сделал. Удостоился ли также и Самсон какого-нибудь воздаяния? Мы надеемся, вопрос тебе ясен.

О.: Безусловно. Я расплатился с «Самсоном Назареем» тем же манером — перевел его на иврит.

В.: Странно. Насколько нам известно, перевод «Самсона Назарея» был сделан Барухом Каро.

О.: Совершенно справедливо. Но это не помешало мне взяться за новый перевод, звучащий, как мне кажется, более современно, чем тот, что был сделан сорок лет назад.

В.: Ты можешь указать кого-то еще, кому ты отплатил подобным же образом?

О.: Да.

В.: Кому?

О.: Ш. Й. Агнону.

В.: Ты хочешь сказать, что перевел Агнона?

О.: Да, я перевел несколько его вещей.

В.: На какой же язык?

О.: На русский.

В.: И ты сделал это при его жизни?

О.: Когда я взялся за эту работу, он был жив.

В.: Он знал о том, что ты переводишь его произведения?

О.: Да.

В.: Откуда ему стало это известно?

О.: От меня.

В.: Ты был знаком с Агноном?

О.: Да.

В.: Вы много встречались?