Михаил Полюга - Прискорбные обстоятельства

Ну да так было во все времена и всегда будет. Чтобы стать успешным чиновником, надобно утратить все человеческое или носить по жизни маску Скарамуша. Но вот незадача: маска имеет свойство срастаться с лицом, и в один из дней вдруг замечаешь, что снять ее невозможно.

Во дворе управы я вижу Испанца. Засунув руки в карманы и выставив упитанное брюшко, он за что-то пеняет Лотуге, а тот, понурившись и упрямо выпятив нижнюю губу, не то огрызается, не то оправдывается вполголоса. Подойдя поближе, я различаю обрывки фраз:

— Меня Михаил Николаевич носом тычет…

— А вы объясните…

— Сам объясняйся… Но чтобы до конца дня было сделано!..

При моем появлении Испанец зазывно машет, но так как я и не думаю идти ему навстречу, приближается самолично, не торопясь, с достоинством, вперевалку, посапывая резко очерченными ноздрями, и небрежно сует мне смуглую, украшенную перстнем руку.

— Слышал, весной будем благоустраивать территорию? — спрашивает он, и вздыхает, и воздымает горе масличные пиратские очи. — Велено кое-что заготовить: гранитную плитку на дорожки, то да се…

— Так ведь плитка уложена пристойная! Сколько уже лет по ней ходим.

— Не такая! Нужен красный гранит, нужен серый гранит. Понимаешь, сочетание одного с другим. Посуди сам, у Фертова стены дома из красного кирпича, а забор — из серого камня.

— У него есть дом? Откуда?

— Твои спецподразделения мух не ловят, что ли? Или тебе не говорят? Михаил Николаевич в октябре-ноябре и коробку выгнал, и крышей накрыл, и забором трехметровым отгородился. Самое время весной класть плитку, разбивать клумбы. Так что ты готовься, ищи спонсоров. Или у тебя одни менты в спонсорах?

— Пошел к черту! Ни копейки не получишь!

— Как знаешь. Только это не моя прихоть. Есть указание…

Испанец обиженно пыхтит и отваливает, как перегруженный корвет — от причала. Смотри-ка, пришелся ко двору! А ведь еще недавно, в октябре, плакался и пил со мной горькую…

Я поднимаюсь в свой кабинет, снимаю дубленку, усаживаюсь в кресло и какое-то время сижу неподвижно, уставившись в размытое, нечеткое пятно на противоположной стене. Ничего не хочется делать, ни о чем не хочется думать.

Телефонный звонок раздается внезапно, я невольно вздрагиваю и не сразу понимаю, где нахожусь, зачем я здесь и что со мной происходит. На проводе — зональный прокурор из Генеральной прокуратуры, мерзейший тип по фамилии Гицко, прозванный в главке Лаврентием Берия.

— Евгений Николаевич? — сразу берет быка за рога Гицко. — Где ваши таблички по результатам работы за ноябрь? Вы один не прислали. Во всех областях начальники отделов как начальники, только с вами приходится трепать нервы!

— Таблички еще в пятницу переданы на факс Семибрата, — раздельно, по слогам, цежу я сквозь зубы. — Извольте не полениться и взять их у Игоря Борисовича.

— А почему не на мой факс? Почему не продублировали?

— Потому что ваш телефон постоянно давал сбои: набор — сброс, набор — сброс… Кроме того, не вижу здесь особой проблемы. Или вы не дружите с Семибратом?

— Со всеми я дружу, — через небольшую паузу скрипит Гицко и быстро добавляет: — Это вы не хотите дружить: загордились, не звоните, не заходите. Говорят, были на праздники в управлении, а, так сказать, нанести визит не изволили. Зря вы так. Мы хоть и маленькие люди, но тоже кое-что можем…

Вот вражина! В сердцах я бросаю трубку на рычаг, но промахиваюсь — и телефонный аппарат от толчка заваливается в щель между тумбочкой и стеной.

— С кем это вы воюете? — раздается за спиной ехидный голос Куксы, просунувшего голову в кабинет в ту самую минуту, когда я пытаюсь извлечь аппарат, застрявший в узкой глубокой щели. — Выпейте лучше кофе. Бодрит, как никакой другой напиток.

Умеет же этот Кукса появиться не вовремя! Он старательно и как-то вкрадчиво, по-кошачьи, закрывает за собой дверь, садится на канцелярский стул напротив меня и закидывает ногу на ногу. В руках у него — бумажный стаканчик с кофе, на лице — улыбка человека, знающего больше, чем говорит.

— Ну-с, Евгений Николаевич, как вы добрались домой после ресторана? — издалека начинает разговор Кукса и улыбается еще шире. — Мы с Лесей Анатольевной так раззадорились, что после поехали в какой-то ночной клуб пить кофе. А там девки пляшут в одних купальниках! Ходят, понимаешь, между столиками, и всё к мужикам. Леся смеется, а я им то в лифчик, то в плавки… так почти всю наличность и перевел.

— А дома Леся Анатольевна подсчитала убытки и надавала по шее?

— Обошлось. Леся сама это дело любит. Был бы там мужик в плавках — уж она бы не поскупилась…

Не было бы там тебя, она такого мужика, в плавках, живо отыскала бы, думаю я и, припомнив жену Куксы, еще ту оторву, невольно ухмыляюсь в ответ: чему, братец, радуешься? Ведь это про тебя говорят — рогоносец!..

— Ходят упорные слухи, что Мешкова хотят перевести в другой отдел, — приступает наконец к цели визита Кукса. — Если не секрет, кого наметили взамен?

— Никого не наметил. Недосуг. И не хочется вникать, если уж говорить откровенно.

— Что так? Возьмут и всучат кого-нибудь непотребного — и что тогда? Здесь пахать надо, засучить рукава и вперед — с кайлом и лопатой, а пришлют теоретика… — Кукса притворно вздыхает и придвигается ко мне поближе. — Есть предложение: возьмите молодого Чукарева. Ну да, сына Александра Герасимовича. Отец кому-то дорогу перешел, но отец далеко, прокурор в районе, так взялись за сына. Толковый парень, а его поедом едят. То снимут премию ни за что ни про что, то выдумают внеочередную аттестацию. Ходят за ним с секундомером: где был, что сделал, а остальные в это время чай пьют или чего покрепче. Жалко парня. Герасимович говорит — хочет парень из управы уходить. Институт, три года работы — все коту под хвост. На вас только надежда.

— А почему Александр Герасимович сам не объявится, не растолкует, что и как? Так сказать, напрямую? Почему через вас?

— Ну, мы с ним старые приятели, — мнется Кукса и, ничего лучше не придумав, выдает: — А вас он того… боится. Не знает, как подойти. Так если что — я скажу, что вы не против?

— Валяйте! Но сначала все-таки разузнаю, что он за фрукт, этот младший Чукарев.

Кукса уходит, а я думаю ему вслед: человек сложен по своей сути, но вместе с тем до безобразия прост и однообразен. Ведь так просто хлопотать за кого-то этот хитрован не станет, раз взялся — значит, есть у него какой-то скрытый интерес… А может быть, все не так, может быть, это я вижу жизнь в черном цвете? Точно дымчатые очки нацепил… И почему бы Куксе не проявить сострадание к парню, которого свои же травят, как борзые — зайца?

И снова раздается стук в дверь. Что за день сегодня, право? Ах, еще и ментов на мою голову принесло!