Михаил Полюга - Прискорбные обстоятельства

Мы выпили. А потом пили дотемна и вели какие-то бесконечные нудные разговоры — сначала о разном, а там все об одном и том же. Так обычно говорят в подвыпившей компании, где верховодит один, самый стойкий и двужильный, тогда как остальные согласно кивают, вставляют слово или два, а на деле давно уже готовы идти спать. Меня сморило первым — я всегда был слаб по части спиртного, а в тот день вдвое перебрал отведенную моему организму норму. Ващенков набрался не меньше моего: зрачки у него расплылись и стали нечеткими, движения обрели замедленность и плавность, речь не всегда оставалась связной и согласовывалась с направлением мысли. Но, в отличие от меня, он оказался закален в непрестанных битвах с алкоголем, а кроме того, если оперировать спортивными терминами, был марафонцем в запоях. Я же, скромный стайер, давно закончил дистанцию и едва удерживал равновесие за столом, украдкой посматривая то на часы, то на двери спальни.

Давно уже было переговорено о прелестях грибной охоты, о секретах и тонкостях засаливания груздей в дубовом бочонке, о зимней рыбалке, особенностях воздействия на организм различных минеральных вод, о преимуществах летнего отдыха в Карпатах перед избалованным Крымом, о недостатках нашей правовой системы в целом и несовершенстве устаревшего уголовного законодательства…

Давно уже закончилась закуска — и сало, и расхваленная мной яичница, — на столе оставался только хлеб да несколько хрупких головок молодого лука с ощипанными привядшими перьями…

И давно уже я с тоской высматривал в просвете между оконными шторами огромное заплесневелое пятно луны, заглядывающей к нам на огонек…

— А вот скажу я вам, — продолжал тем временем Ващенков, не отпуская горлышко злополучной бутыли с самогоном. — Замечательный самогон! Поклонись тетке в ноги… Да, так о чем это я?

— Нет, я больше не пью! Сказал — нет, и точка!

— Женя, давай выпьем за наших матерей. У тебя мама еще жива? И у меня жива, но совсем одна. Я ее так люблю, старушку! Единственный родной человек на свете… А вы выпьете за свекровь?

— За свекровь пить не буду! — жестко и непреклонно сказала жена и тыльной стороной ладони оттолкнула склонившееся к ее стопке горлышко бутыли.

— Да? А вот у меня теща — прекрасный человек! — не моргнув глазом, сказал Ващенков. — И тесть прекрасный. А вот в кого жена уродилась…

— Все, я пошел спать! — наливаясь внезапной злобой и справедливо опасаясь ввязаться в скандал с женой, недолюбливавшей мою мать, поднялся и пошел к двери спальни я. — Счастливо оставаться!

Краем глаза я видел, что Ващенков недоуменно посмотрел мне вслед, запрокинул надо ртом стопку, одним махом проглотил самогон, а после ухватил с тарелки и принялся жевать вялое бледно-зеленое перышко лука.

«Неужели теперь же не встанет и не уйдет? — думал я, на всякий случай неплотно прикрывая за собой дверь. — Должен уйти! Ведь он умный человек и не может не понимать… Непременно уйдет!»

Не раздеваясь, я грузно сел на кровать, потом лег поперек кровати и стал прислушиваться к доносившимся до меня звукам, ожидая движения отодвигаемых стульев, голосов прощания, удаляющихся шагов. Но за дверью по-прежнему раздавался монотонный, надоедливый бубнеж Ващенкова, и только изредка ему вторил голос жены, как мне показалось, затухающий, утомленный.

«Вообще-то, мужики так не поступают, — с запоздалым раскаянием подумал я. — Тем более у себя дома. Черт ее дернул демонстрировать свое отношение к моей матери! Молчала бы в тряпочку, зачем ему что-нибудь о нас знать. А я если бы не ушел, то однозначно вспылил бы и наговорил гадостей. Но уже поздно возвращаться, да и глупо — еще глупее, чем подняться из-за стола при госте и идти спать».

Так прошло, может быть, полчаса или того более. Сон одолевал меня, но неотступная мысль о том, что происходит за дверью, да и сама нелепость происходящего возмущали во мне подозрение и злобу и не позволяли сомкнуть глаз.

«Ну почему не прогонишь это пьяное мурло? — мысленно попрекал я жену, как зачастую виновные попрекают невиноватых. — Неудобно? А пить с чужим мужиком за закрытой дверью, в то время как муж давно уже спит, удобно? Или вы там другим занимаетесь?»

Тут дверь скрипнула, и я поспешно закрыл глаза и глубоко задышал, как дышит человек спящий.

— Что, в самом деле спит? — донесся до меня негромкий удивленный голос Ващенкова.

— Спит, — подтвердил голос моей жены, и мне внезапно показалось — так переговариваются между собой подлые заговорщики. — Я ведь говорила, что спит. Лишняя рюмка всякий раз выбивает его из колеи.

Когда Ващенков наконец изволил уйти, я посмотрел на часы: было начало третьего ночи.

— Спишь или притворяешься? — спросила меня жена злым подсевшим голосом, входя в спальню. — Ну ты и скотина! Еще немного, и я запустила бы в него сковородкой!

— Так уж и сковородкой? — с издевкой переспросил я, ощупывая жену глазами. — Судя по всему, вы там хорошо поладили: такой нежный между вами был шепот…

— Поладили, говоришь? Я ему: Лев Георгиевич, закуски уже нет, как же вы пьете? А он мне: как нет закуски, а яйца? Я ему: сало закончилось, не на чем жарить. Он в ответ: яйца нужно есть сырыми! Выпьет яйцо, а скорлупу жует, жует… Да еще ухмыляется.

— Такое я уже видел.

— А как сообразил, что ты и вправду спишь, — начал мне руки гладить. Видно, совсем крыша у него поехала. Или принято так у вас, у прокурорских: беру, что хочу? Ну да ты меня знаешь, я его тут же домой наладила… Не трогай меня! Еще один такой фортель с твоей стороны — и вылетишь из дома к чертовой матери!

Впрочем, неудачный визит Ващенкова меня особо не насторожил: мало ли, мужик перебрал, вот и померещилось бог знает что…

Зато как славно мы почудили с Львом Георгиевичем в те годы! Да и значительно позже, когда я наконец был назначен прокурором соседнего района, а жил все так же в городе, я часто заезжал после работы к Левушке накатить по сто грамм. Либо он ехал ко мне в район — на охоту, рыбалку или просто так, отведать замечательной ухи в рыбхозе, на берегу реки Роставица, и мне тогда казалось, что наше взаимное расположение крепнет изо дня в день.

Потом я перебрался в область, был назначен начальником отдела, а Льва Георгиевича повысили до должности прокурора города. Сидя в новом кресле, он на первых порах преуспел и даже получил, хитро сманеврировав с пропиской матери, вторую, трехкомнатную квартиру и оставил за собой обе. Но прошло еще несколько лет, и, по причине участившихся конфликтов с новоизбранным мэром, он уволился с работы под благовидным предлогом выхода на пенсию по выслуге лет.

Тогда-то я и позвал к себе в отдел Ващенкова.