Евгений Крушельницкий - Философские уроки счастья

Может, Бердяев фанатик совести? Нет, он её поклонник, и потому против всякого фанатизма. Философ убежден, что фанатик может быть и идейным, и бескорыстным, и аскетичным, может быть одержим идеей свободы, но не способен быть свободным. Он не в состоянии вместить больше одной мысли, он прямолинеен и видит не человека, а идею — равенства, веры, патриотизма или чего-нибудь ещё. А ведь во всех идеях — и еретических, и официально одобренных — была доля истины, но её отстаивали с такой яростью, сметая всё вокруг, что от самой истины уже ничего не оставалось.

Нельзя допускать фанатизма ни в чём, предупреждает Н. Бердяев. Стремись к свободе, но никогда не забывай об истине, о любви, о справедливости, иначе свобода станет пустой идеей. Стремись к истине, любви и справедливости, но не забывай о свободе, чтобы не прокладывать путь добру насилием. Стремись к полноте жизни, призывает философ. Он уверен, что не слепому рассудку, а лишь полно живущему человеку со всеми его чувствами и желаниями, опытом и заботами, открывается истина.

Философ, изгнанный из страны большевиками, писал об истине, а тем временем насилие на его родине становилось всё злей и ненасытней. Конца ему не видно, но зоркому сердцу ясна обреченность зла. Вспомним ещё одного выдающегося русского мыслителя — Питирима Сорокина, который тоже не по своей воле навсегда покинул родину. Прощаясь с ней в 1922 году, он записал в своем дневнике, что извлек для себя три главных урока: «Жизнь, даже если она трудна, самое прекрасное, чудесное и восхитительное сокровище мира. Следовать долгу столь же прекрасно, ибо жизнь становится счастливой, душа же обретает непоколебимую силу отстаивать идеалы, — вот мой второй урок. А третий — насилие, ненависть и несправедливость никогда не смогут сотворить ни умственного, ни нравственного и ни даже материального царствия на земле».

Жизнь, совесть, добро — вот боги, которым поклоняется мудрый. Если бы это вовремя поняли те, кто отправлял 33-летнего философа в изгнание, то история была бы другой. Но так устроен человеческий мир: кому не впрок чужие уроки, тому не миновать своих. И если их плохо усвоят отцы, то они повторятся для детей. Таинственный Принцип, который руководит миром, непреложен и никогда не перестанет преподавать своим разумным созданиям полезные истины.

Некоторые из этих истин имеющие отношение к теме нашего разговора, мы выделили в конце каждого очерка как своеобразные уроки. Вслед за уроками идут небольшие отрывки из философских произведений, потому что никакой пересказ не заменит голоса самого мудреца.

Он ничего не выдумывал и учил только тому, что было завещано предками. Его советы практичны и приземлены, в них воплощен китайский народный характер. Даже в обрядах он искал прежде всего здравый смысл. Когда его спросили, чувствуют ли предки почтение потомков, мудрец ответил: «Если я скажу да, то живые будут чересчур поглощены служению усопшим в ущерб себе, скажу нет — о предках забудут. Лучше, не рассуждая, чтить их память».

Но даже такие простые советы народ постигал с трудом. Может, полезнее упростить учение? Нет, Конфуций не согласен: моё учение неизменно, как небо, говорил он. Мое дело — посеять добрые семена и заботиться о всходах, а приблизить сбор урожая — не в моей власти. И вот результат: в семьдесят лет старик горестно воскликнул: «Всё кончено! Никто в целом мире так и не понял меня…»

Если бы в этом Конфуций оказался прав — кто бы помнил его сегодня? Он был прав в другом, говоря, что добродетель никогда не останется в одиночестве, она обязательно соберет вокруг себя людей. Так и вышло. Уже после его смерти ученики записали высказывания учителя. Собранные там вопросы, ответы и изречения мудреца пришлись по душе многим поколениям. Спустя четыре века после смерти философа конфуцианство стало государственным учением. Прошло еще полтора тысячелетия — и его причислили к лику святых.

Его рождения очень ждали. Отважный воин Шулян Хэ был отмечен государем за верную службу, но наследником не обзавёлся, а посему считал, что главного своего дела так и не выполнил. Девять дочерей родила ему жена, прежде чем он решил попытать счастья с другой. Вторая жена родила мальчика, но калеку, а традиция запрещала такому обращаться с молитвой к предкам. Старому воину было уже семьдесят, когда он женился в третий раз. Возможно, лишь бедность заставила шестнадцатилетнюю Чженцзай породниться с потомком знатного рода.

Этот брак называли «диким»: ведь жизнь мужчины подчиняется числу восемь, и если в восемь месяцев у мальчика появляются молочные зубы, то в шестьдесят четыре года (8 х 8) мужская сила оставляет его… Но жена дала обет духу горы Ницю щедро отблагодарить, если он принесет сына. Вот тут-то и начались чудеса. Однажды дух явился во сне и сообщил, что родился необыкновенный ребенок.

Мальчик появился на свет в день осеннего равноденствия. Легенда гласит, что в этот день с небес лилась красивая музыка, и чей-то голос произнес: «Небо, вняв твоим молитвам, дарует тебе мудрейшего из сынов человеческих». Нынешняя наука не принимает всерьез подобные истории, хотя и допускает, что природа всё еще загадочна для нас. Поэтому мы не очень ошибемся, если будем считать то событие неким аномальным явлением.

Малыша назвали Цю, в память о той горе. Он, конечно, пока не мог обратить на себя внимание мудростью, зато все сразу заметили, что ребенок на редкость некрасив — массивный лоб, выпученные глаза, длинные уши… Современники находили в нём сходство с маской божества, отгонявшего злых духов. Однако вскоре мальчик обнаружил качества, которые для мужчины куда важнее приятной внешности, — трудолюбие, терпение и огромное желание учиться.

В детстве Цю, как и все его сверстники, изучал традиционные искусства: письмо, счет, ритуалы, музыку, учился стрельбе из лука и езде на боевой колеснице. Не всегда он был одинаково прилежен. Во всяком случае, боевыми искусствами не увлекался. А в пятнадцать лет всерьез занялся тем, что его интересовало больше всего. «Учиться и всякое время прикладывать выученное к делу — разве это не удовольствие?» — говорил он.

Но о каком деле тут речь? Ведь известно, что к практическим делам Кун Цю всегда относился довольно прохладно. Когда уже пришло признание, сосед взялся подшучивать над ним — мол, учитель знает много, но нет занятия, в котором он стал бы известен. И услышал ироничный ответ: «И правда, в каком бы деле мне прославиться? Может, в управлении колесницей? Или в стрельбе из лука? Да, да! Займусь-ка я ездой на колеснице…» Однако пренебрежение к конкретным делам не помешало ему к двадцати годам иметь репутацию не только ученого человека, но и добросовестного служащего. О своей первой работе — учетчика при хлебных амбарах — он говорит сдержанно: «Я только следил за тем, чтобы записи велись правильно, вот и всё». Его усердие оценили, и он стал управляющим пастбищ одного богатого семейства. Там он тоже «лишь следил за тем, чтобы скот рос здоровым и жирным». А в будущем ему придется занимать и более серьезные государственные посты. На какие же науки, в таком случае, налегал молодой человек?