Маргарита Дорогожицкая - Танец над вечностью

Под веками плескался жидкий огонь, как бывает, когда долго жмуришься на яркое солнце. Пульсирующий жар подчинялся странному завораживающему ритму. Кровавая клякса танцевала и тикала, рассыпаясь цокающими брызгами, кружилась метелью, сыпала иглами в глаза, становясь все больше и больше… а потом взорвалась. Я открыла глаза, задыхаясь от подкатившей к горлу тошноты. На меня смотрели остекленевшие мертвые глаза, а на перекошенных губах и бороде запеклась кровь. Память ворочалась разбуженным недовольным зверем. Я столкнула с себя тушу купца, вывернулась и попыталась встать на ноги. Понемногу возвращались чувства, в нос ударил тяжелый запах смерти. Пол все еще не обрел равновесия и уплывал, скользкий от застывшей крови. Я упала на колени и попыталась отползти от трупа. Изодранное до бедра платье примерзло к ногам и путало движения. Приступ… После него всегда болела голова, а сейчас она раскалывалась на множество крошечных осколков боли, впивающихся в сознание. Слух вернулся вместе с ощущением кошмарного холода. Снаружи выл ветер, доносились звуки проснувшегося обоза, ржание лошадей, перекличка дежурного разъезда и тревожные возгласы. Купца хватились, и к его шатру уже направлялись. Демон! Я бросила взгляд на убитого. Из бока торчала рукоять кинжала, вогнанного до упора, но память упорно отказывалась прояснить что-либо. Меня вырвало горькой голодной желчью, и тут полог купеческого шатра откинули…

— Убила! — тонко завизжала какая-то девица, и от ее крика сознание милосердно рассыпалось и погасло.

Я очнулась в клетке. Было темно и тихо, но сквозь толстые прутья вдалеке у лагеря виднелся огонек костра. Тень испуганно зашептала:

— Госпожа, проснитесь, госпожа!..

— Уже не сплю, — пробормотала я, пытаясь сесть. — Что случилось?

Служанка всхлипнула и схватилась за прутья.

— Купец Рокош! Его убили, зарезали, а вас нашли в крови рядом с ним и… Вы же защищались, скажите им, госпожа! Они хотят вас повесить!

Я зажмурилась и затрясла головой, но багровая клякса перед глазами продолжила безумную пляску. Надо вспомнить все с самого начала. Нам удачно подвернулся торговый обоз, следующий в Гарлегию. Деньги были на исходе, но мне удалось сторговаться с воеводой на место в хвосте обоза. Так себе местечко, пыль глотать, но выбирать не приходилось, тем более, что себярский тракт был вне основных путей, хотя и хорошо охранялся мелкими помчиками, которые брали пошлину с каждого перехожего. Единственное, что доставляло некоторые неудобства, это изредка появлявшиеся дозоры княжьих войск, но к двум скромным монашкам, совершающим паломничество к Соляному чуду, никто особо не присматривался. Вот только купец Рокош сразу положил на меня взгляд. Хоть убейте, я не понимала, что можно было найти в тощей и бледной монахине, огрызающейся на любой чих, но факт оставался фактом. Купец был видным мужчиной, слегка погрузневшим, русобородым, опрятным, резким, даже несдержанным, но без излишней жестокости. Его приставания мне быстро надоели, и я разразилась гневной отповедью, до отвращения напомнив себе этого придурошного… Нет-нет-нет, вот уж о нем точно не стоило вспоминать.

Но в тот последний в моей памяти вечер меня так скрутило, что я была готова на стенку лезть. Пустота разъедала изнутри, а символ на груди пульсировал болью, поэтому желание утолить плотский голод в грубоватых объятиях купца пересилило доводы разума про осторожность. Я намекнула Рокошу о спасении души, и бедняга обрадовано пригласил меня к себе в шатер, чтобы покаяться в некоторых грехах… после их совершения, разумеется. Демон, а я ведь еще распиналась о любви Единого к грешникам, которая творит чудеса и бывает особо горяча, если пожертвовать на нужды приюта при монастыре заступницы Милагрос. Купец так проникся моей речью, что отомкнул дорожный сундук и достал кошель с золотом… Стоп, стоп, стоп!

— Тень, а золото нашли?

— Госпожа! — охнула служанка. — Все наши вещи обыскали…

Я напряглась. Реликвия заступницы была надежно спрятана, но все же…

— И?

— Ничего не нашли! Я воеводе так сразу и сказала, что вы ничего не брали, но он и слушать не захотел. Вы же не брали? У того купца была выручка всей Гильдии…

— Демон! — не сдержалась я, стукнув кулаком по прутьям клетки. — Значит, будут обыскивать весь лагерь.

— Воевода словно с ума сошел. Сказал, что пока не найдем, с места не двинемся. А вас грозился пытать, если не скажете, куда золото дели…

Воевода Даугав был из северян, убелен сединами, но все еще крепок в бою и умен. Опытный и осторожный командир, он знал себярский тракт, как свои пять пальцев. Крупный обоз, везущий в богатую Гарлегию пряности, воск, мед, табак с побережья и прочий дорогой товар, был лакомой добычей для разбойничьих банд. Но когда бойцы Ингвара легко отбили пару мелких нападений, стало ясно, что воевода не зря ел свой хлеб. И тут убийство и исчезновение выручки, всего в двух днях пути до города! Ничего странного, что Даугав был в бешенстве и готов меня живьем сожрать.

Я застонала от бессильной злости и со всей дури приложилась затылком о прутья клетки. Самое ужасное было то, что я не помнила, что произошло. Воспоминания обрывались на том, как купец всучил мне кошель с золотом и полез под юбку, не слишком церемонясь. Могла я его убить? Могла. А забрать все золото? Вряд ли. Слишком осмысленное действие для приступа. Да и куда бы я его спрятала? В сущности, какая разница, убила или нет, все равно повесят на меня… Я невольно припомнила бездыханное тело младенца, в которое меня тыкала, словно нашкодившую кошку, обезумевшая от горя и гнева бабка, обвиняя в убийстве ее любимого внука. Тогда у меня не хватило ума все отрицать, тем более, что я ничего не помнила и вполне могла бы и в самом деле убить, но… В безумной ярости приступа я скорее бы напала и задушила Ингрид, чем ее выродка. Меня посадили на цепь, словно бешеную собаку, а потом пришел дядя Карл и пообещал бабке, что я больше не доставлю неприятностей. Только я доставила… Меня охватило холодное бешенство.

— Тень, слушай внимательно. Разузнай для меня следующее. Сколько точно золота пропало? Или выручка была в каменьях? Чьим кинжалом убили Рокоша? Куда делись охранники возле шатра? Почему они ничего не слышали?

Ночь была морозной и тихой, если не считать завываний поземки. Кто-то сердобольный бросил на пол шкуру, в которую я завернулась и монотонно раскачивалась, раздумывая, что делать. Вариантов было немного, и ни один мне не нравился. Помолиться, что ли? Бесполезные слова легко ложились, вплетаясь в пульсирующий ритм боли, очищая разум от всяких глупостей и оставляя лишь веру. Она мне понадобится. Паскудник мог бы мной гордиться. Я выругалась и открыла глаза. За мной уже пришли, а Тень так и не появилась. Хотя хорошо, что солнце еще не встало, ибо тьма была сейчас моим единственным союзником.