Юрий Гаврилов - Записки комбата

Сибирцев, ошарашенный встречей, не задумываясь, пошел за ней.

Они спустились по ступенькам причала и шагнули на катер.

— Но как же можно было меня здесь найти, Аюн? — спросил Сергей, не отпуская ее рук.

— Не так уж трудно. Позвонила из Вены в Рим Ваньку. Тот сказал, что вы уже в поездке. Через турагенство нашла вашего гида Ирину… и вот я здесь. Я же обещала тебе сюрприз…

— А если бы мы были не в Венеции, если бы я не вышел сейчас из отеля и не стоял здесь неизвестно зачем? — спросил Сергей. — Как же ты нашла меня?

— «Если бы» не бывает, — улыбнулась Аюн. — Как я могла тебя не найти, когда я только это и делаю всю жизнь?

Катер плыл по Гранд-Каналу не слишком быстро, темнели палаццо, стоящие в воде, темнели и поблескивали глаза Аюн.

Людей на катере было много, но ему казалось, что они одни на скрипящей ржавой палубе. Она держалась за плечо Сергея.

— Сейчас — Риальто, — сказал она. — Ты знаешь, где хочешь выйти?

— Нет, — покачал головой Сергей.

— Тогда поедем со мной. У меня здесь есть номер в отеле.

Она больше ни о чем его не спрашивала, и они вышли на пристани Сан-Марко.

Ни в одном из окон маленького отеля, расположенного в лабиринтах узких улиц близ площади, уже не горел свет. Даже портье открыл не сразу.

Поднимаясь на второй этаж по узкой мраморной лестнице с холодными перилами, Сергей спросил:

— Откуда ты знаешь итальянский, Аюн?

Она улыбнулась:

— Ты забыл, что я уже десять лет живу в Европе и занимаюсь гостиничным бизнесом.

Номер был небольшой, в одну комнату. И широкая застеленная кремовым покрывалом кровать под высоким балдахином, разверзлась перед Аюн как пропасть.

Она вовсе не собиралась спать, она понимала, что невозможно спать, когда она чудом нашла его в июльской венецианской ночи, — это было слишком несправедливо.

Но, едва почувствовав виском тепло его дыхания, его руки на своих плечах, — она тут же поняла, что проваливается в сон, что ничего не может поделать с тем ощущением покоя, которое исходит от Сергея…

— Сереженька, я сейчас проснусь… — пробормотала она, засыпая и слыша, как с приглушенным стуком падают на пол ее туфли. — Я подремлю пять минут и проснусь…

Когда Аюн проснулась, комната была залита неярким жемчужно-серым светом. Первые секунды она ничего не могла понять. Где она находится, утро сейчас или вечер?

Возле нее в кресле сидел Сергей Он спал. Его дыхание было почти не слышно.

Несколько мгновений Аюн всматривалась в его лицо — знакомое, как ей казалось, до последней черточки — и понимала, что не узнает его. Не брови эти не узнает, не стрелки подернутых белизной волос на лбу, и не легкие морщинки у сомкнутых губ, и не изгиб скул. Она не узнавала выражения его лица, и это так поразило ее, что она не могла отвести от него глаз.

Она прикоснулась пальцем к Сережиной щеке, осторожно провела по губам. Его лицо показалось ей печальным. Но, прежде, чем она смогла догадаться, в чем печаль, он открыл глаза.

— Сережа, — сказала Аюн, быстро отведя руку от его губ, — неужели я так и проспала всю ночь — ведь уже утро? Но ты же устал так спать?

Аюн увидела, что Сергей, как и она, спал одетый. Его туфли лежали рядом с кроватью.

— Ничего. По-моему, ты отдохнула, правда?

— Конечно! — воскликнула она, садясь на кровати и сбрасывая одеяло, которым были укрыты ее ноги. — Я и представить не могла, что можно так отдохнуть — в одежде, и даже не приняв душ.

Он ждал внизу, пока она спустится в вестибюль. Только теперь при свете Сергей разглядел, что отель, в котором они так неожиданно оказались ночью — был очарованием венецианской старины. Тусклое поблескивание старинной бронзы, винный бархат кресел, запах дорогих духов, — все свидетельствовало об изысканности отеля.

Они вышли на узкую улочку.

— Куда пойдем? — спросила Аюн.

— Куда хочешь.

— А Юля?

— Я ей вчера позвонил, сказал, что ты приехала.

— А она?

— Бросила трубку.

— Плохо как-то все вышло. Может, вернемся к ней?

— Не надо. Я потом все объясню.

— А когда ты уезжаешь?

— Сегодня вечером.

Сергей вдруг понял, что больше не хочет ничего осматривать — ни церкви, ни галереи — ничего! Ни сияющую белым мрамором церковь Марии дела Салуте, ни мост Риальто, ни бесчисленные ангелы в маленьких двориках.

— Знаешь, я, кажется, никуда не хочу, — сказал он.

— Тогда пойдем завтракать на Сан-Марко, — предложила Аюн.

Они сели за белый столик прямо на улице, под аркадой.

Разговор предсказуемо зашел про их первую встречу в Улан-Баторе. Аюн с упоением и улыбкой на губах вспоминала то счастливое время.

— Пойдем по Венеции гулять? — вскоре спросил Сергей.

— Да, правда! — спохватилась Аюн. — С ума мы с тобой сошли: сидим посреди Сан-Марко и вспоминаем далекую Монголию!

— Ну и что? Хорошо сидим. А вообще ты права, пойдем, ведь вряд ли еще здесь я окажусь.

Они стояли у моста Вздохов и смотрели, как медленно, плывет гондола по узкому каналу между Палаццо Дукале и тюрьмой Карчери.

Потом они медленно шли по Фондамента Нуова к двенадцати мостам — то и дело останавливаясь, глядя то на серебристо-серую воду, то друг на друга.

Они незаметно забрели далеко — в самую глубь Венеции миноре, — выпили вина в какой-то маленькой траттории, на террасе, зажатой между домом и каналом. Вода плескалась у самых ног, и глухо ударялась о террасу привязанная рядом гондола.

— Ты, наверное, на гондоле хочешь покататься? — спросила Аюн.

— Нет, не хочу, я вчера катался, — покачал головой Сергей. — У нас с тобой был замечательный день. И я тебе за него благодарен.

— У меня через четыре часа самолет, — сказала Аюн, — Мы можем вместе поехать в аэропорт, если ты, конечно, хочешь.

— Хочу, — качнул головой Сергей.

Самолет на Вену отправился точно по расписанию, и Сергей не мог забыть то чувство отчаянной, невосполнимой оставленности, которое охватило его, когда он смотрел, как Аюн, не оглядываясь, идет через зал за таможенной калиткой.

Когда они прощались, он взял ее за руку и, помедлив мгновение, поцеловал — прикоснулся к губам коротким, стремительным поцелуем. Аюн едва удержалась, чтобы не схватить его за руки, чтобы не задержать его, не просить остаться…

«Мы теперь уходим понемногу

В ту страну, где тишь и благодать.

Может быть, и скоро мне в дорогу

Бренные пожитки собирать…»

1924. С. Есенин

Сергей Николаевич лежал на диване и предавался воспоминаниям. В памяти возник прошедший високосный две тысячи двенадцатый год. Год невосполнимых потерь. Ушел из жизни друг Петрович, полковник и сосед по даче. Умер Михайлович, сосед по лестничной площадке, обеим чуть за семьдесят. Дружили двадцать лет, с ними прошла значительная часть жизни. Не стало друга курсантской юности Черного, Вовки Микрюкова…