Эмма Миллс - До и после [litres]

Что он тогда сказал мне на трибуне? «С тобой легко говорить». Похоже на то, что говорила мне Рейчел: «Ты умеешь общаться с людьми». Но это полная чушь. Если бы я действительно умела находить подход к людям, я бы просто взяла и поговорила с Эзрой об игре с Лейк-Фоллзом. И напрямую обсудила бы с Линдси вечер встречи выпускников.

Ох, Линдси. Она вчера прямо сияла в своем роскошном платье. До меня вдруг дошло: она предложила мне жить вместе уже после того, как узнала, что я собираюсь идти на бал с симпатичным ей парнем. Она всегда относилась ко мне намного лучше, чем я к ней, никогда не таила на меня зла, никогда не скупилась на ласковое слово.

С каждым новым озарением мне все больше хотелось утонуть в диванных подушках. Впитаться в синтепон, превратившись в большую лужу сожалений. Всего этого можно было бы избежать. Этих самокопаний на диване… Этих потерь… Этого не произошло бы, если бы я приложила больше усилий. Я могла бы постараться.

Ну а теперь-то что делать? Ничего не остается, кроме как играть с Фостером в Super Mario Kart [39] Super Mario Kart – гоночная аркада 1992 года. . Наверняка я худший человек на планете.

Мы встали с дивана, только чтобы пообедать, и как раз за обедом, который состоял из любимых блюд Фостера, родители сообщили нам важные новости. Они собирались ехать в Калифорнию, чтобы завершить процесс усыновления. Мама сказала, что бумаги нужно оформить в родном городе Фостера.

– Мы уезжаем в четверг утром и вернемся поздно вечером в пятницу. Вы справитесь без нас или попросить миссис Паттерсон с вами посидеть?

– Нет! – вскрикнула я.

Миссис Паттерсон – наша престарелая соседка, которая нянчила меня в младенчестве. Не то чтобы я была против провести с ней вечер-другой, но я уже выросла из того возраста, чтобы за мной приглядывали.

– Мы сами справимся, – добавила я, понизив тон. – Одну ночь как-нибудь переживем. – Я выразительно посмотрела на Фостера. – Так ведь?

Он уставился в тарелку.

– Да, конечно.

На мгновение все замолчали.

– Фостер, я знаю, что все происходит слишком резко, – сказала мама. – Мы с Элизабет лично это не обсуждали, но, может быть, ты хочешь поехать с нами и повидаться с ней?

Фостер не колебался ни секунды:

– Я не хочу пропустить матч.

– Но…

– Ну не хочет он игру пропускать, Кэт. – Папа накрутил пасту на вилку и взглянул на Фостера. – Важный матч, да, приятель?

Фостер кивнул:

– Окружной.

– Окружной, – повторил папа и посмотрел на маму так же выразительно, как я на Фостера минутой ранее.

После обеда мы вернулись на диван. Теперь Фостер вытащил «Монополию». Я наблюдала за тем, как он раскладывает разноцветные купюры на кофейном столике. Он всегда был банкиром.

– Почему ты не хочешь увидеться с мамой? – Я не знала, с чего начать, поэтому двинулась напролом.

– Потому что она не хочет со мной видеться, – просто ответил Фостер.

– Ты же не знаешь этого наверняка.

– Думаешь? – Выражение его лица не изменилось, но он начал выкладывать карточки «Общественной казны» чуть быстрее, чем требовалось.

– Может, будет лучше. Ну… Закроете тему, если так можно сказать.

Фостер покачал головой, а когда посмотрел на меня, его глаза непривычно заблестели.

– Это что-то вроде шутки для своих, Дев. Поймут не все. Ты не понимаешь, потому что не видела все своими глазами.

Повисла тишина. Я откашлялась.

– Ну… Я бы хотела понять.

– Нет уж, не хотела бы.

– Ну ты же понимаешь, что я имею в виду. Он секунду смотрел на меня, а потом кивнул

– Да. Спасибо.

Идти в школу в понедельник не хотелось, однако вопреки моим ожиданиям этот день прошел без лишнего шума. Я думала, что Стентон Перкинс опять наедет на нас с Фостером, но даже ни разу его не видела.

Как и Кэса, и Линдси, и Эзру. После сумасшедших выходных школьные будни были слишком спокойными. Но оно и к лучшему. Не надо никаких очных ставок. Я хочу спокойно решать задачки и писать эссе про Чинуа Ачебе [40] Чинуа Ачебе (1930–2013) – нигерийский прозаик, поэт и литературный критик. . Сидеть в своем ученическом бункере. Я же теперь собираюсь в университет! Вот поступлю в Ридинг, начну заниматься в тени дубков и оставлю все эти глупости далеко в прошлом.

Во вторник чудесным образом отменили физкультуру, и у нас появилось окно. Я сидела в библиотеке, писала сочинение для университета и искренне благодарила судьбу за то, что у ребенка мистера Селлерса обнаружился конъюнктивит.

Я увидела Линдси только в среду днем. Она остановила меня в коридоре, когда я шла на свои «часы приема». Точнее, попыталась остановить.

– Девон! – Она помахала мне от своего шкафчика. – Мы можем поговорить?

Я чуть замедлила шаг. Я хотела поговорить. Правда. И в то же время… вообще не хотела.

– Ох, прости, – ответила я. – Нужно идти репетиторствовать.

– Ну всего на минутку!

– Страшно опаздываю! – Я указала на воображаемые часы на своем запястье и со всех ног бросилась в кабинет английского.

Когда я оказалась на месте, от небольшой группки девятиклассников отделилась Алекс, девочка, которой я помогла с сочинением по «Великому Гэтсби», и подскочила ко мне. Замечательно. Вот и отвлекусь от позорного осознания собственной трусости.

– Привет! Тебе помочь с чем-нибудь?

– Не сегодня. Но смотри! – Она показала мне первую страницу своего сочинения. Наверху красной ручкой было выведено: «87 %».

– Но это же не высший балл – с серьезным видом произнесла я.

– Это у тебя шутки такие?

– Да ладно, ты молодец. Поздравляю.

– Дай пять – за глубокий смысл описания модных нарядов!

Я дала ей пять, и она поспешила догонять своих друзей.

Я смотрела ей вслед. Хотя я не несла полной ответственности за ее оценку и вообще не сделала ничего выдающегося, я все-таки испытывала странное удовлетворение, будто сама чего-то достигла. Неужели именно так себя чувствуют учителя? Потому-то и занимаются преподаванием? Я прежде никогда особо не думала о том, каково это – быть учителем. Скорее всего, раньше, взвесив все за и против, я бы решила, что это отстойно. Ученики ведь зачастую не хотят сидеть в классе, слушать твои объяснения и тем более делать домашку. Но, наверное, даже несмотря на это, ты можешь кого-то чему-то научить. Да, будет трудно, но и успех тогда окажется большей наградой.

Я хотела было зайти в класс, как вдруг меня окликнули. Это был Джордан. Он пробирался сквозь толпу с Эзрой на буксире.

– Чемпион, – сказал Джордан, – я тут тебя искал.

– Что такое?

– Я, э-э, хотел у тебя попросить тетрадку по немецкому.

– Но я же хожу на испанский.

– А. – Джордан склонил голову, а потом произнес: – Тогда ладно. Я пошел. – И он оставил нас с Эзрой наедине.