Сергей Кузнечихин - Где наша не пропадала

Тем более, что подобный экземпляр в нашей общаге обитал, через комнату от меня. Не совсем такой же, местного разлива, но тоже диссидент. Чувствительный мужичонка. Во всем ущемление прав подозревал и постоянно стращал, что будет жаловаться в свободную западную прессу. И тоже благородных кровей. Якобы из… Слово-то заковыристое, без разбега не выговоришь. Сейчас… Из остзейских баронов. Если какие буквы переставил, извините. Дед его носил фамилию Лемке, а в Лямкина превратился отец, когда немцев из Поволжья в Сибирь переселяли. Дело понятное. Незавидная ситуация. Особого геройства от спецпереселенца грех требовать. Если, конечно, Лямкин не выдумал себе знатного дедушку. Очень уж не подходил он под арийские стандарты. И волосенки вокруг лысины не блондинистые, и росточком – метр с шапкой, а немцы, да еще и бароны вроде как покрупнее должны быть. Но миниатюрность свою Лямкин объяснял голодным детством. Обижаться на власть у него были причины. А у кого их не было? Все зависит от человека. Одни свыкаются и не обращают внимания, а из иных обида во все щели брызжет. Дотронуться страшно. Того же Лямкина послушать, у него и в лесу волки, и зимой холодно, и летом жарко, а все по одной причине, во всем кремлевские куранты виноваты. Но теща для него, пожалуй, даже хуже Советской власти была. Всю жизнь мужичку исковеркала. Разбила дружную семью, и пришлось солидному человеку вместе с нами в кошаре обитать. Правда, задерживаться в такой ночлежке он не собирался. Пребывал в постоянном поиске. Только искал как-то не по-мужицки.

Стоит разговориться – и начинает жаловаться на баб, что они сплошные дуры. Видят же, как свободный мужчина мается от одиночества, и ни одна не догадается предложить себя. Если сами не хотят устроить собственное счастье, так чего их жалеть. Кто им мешает выбрать подходящий момент и без лишних глаз и ушей предложить познакомиться поближе. Он ведь не алкаш какой-нибудь и деньги у него водятся, и к семейным отношениям готов. Он ждет не дождется, а они кобенятся.

– Тогда почему сам не подойдешь и не предложишь? – спрашиваю.

– Что я дурак? – говорит. – Я предложу, а она, корова, возьмет да и откажет. Лишний удар по самолюбию мне ни к чему.

– Может, им тоже не хочется удар по самолюбию получить, – говорю ему, потому и не подходят.

Посмотрел на меня как на недоразвитого:

– Я-то не откажу.

С одними самолюбие сберег, с другими – потратил, а самолюбия не убыло, это не деньги.

Кстати, о деньгах. Работал он в отделе по технике безопасности. Зарплата небольшая и приработков никаких. Но это на мой взгляд. Один мимо пройдет, а другой найдет. Командировки у них нечастые, но случались. Надо же проверки на участках проводить. Народ в отделе в основном пожилой или женский. Мотаться по вокзалам и гостиницам без удобств желающих немного. А он всегда готов. С удовольствием даже. У него на участках свои резоны. Только не надо думать, что Лямкин любил потешиться инспекторской властью. Может, в глубине души и пряталось желание, но прорабы на участках народ тертый, на них где сядешь, там и слезешь, если не слетишь. Он высмотрел другой интерес. Командировки-то у нас в основном по медвежьим углам, рудники да леспромхозы. А там снабжение намного лучше. Это в нормальное время купить, что вошь убить, а продать, что блоху поймать, только у нас все наоборот. Эпоха развитого дефицита, как называл ее Анатолий Степанович. В красноярских магазинах шаром покати. На базах, разумеется, все было, но дорога к этим базам в большом городе слишком извилистая и долгая. И к поводырям не подступишься. А на том же руднике, если не энергетик, то механик может запросто позвонить или свести с нужным человеком. Из командировок Лямкин возвращался с полными баулами. Косметику хватал, хрусталь, импортные тряпки, а если не везло, то и консервами затаривался. Тащил все, что на барахолке спрос имело. Впрочем, не знаю, ходил ли он туда. На барахолке ведь и замести могли. А вот в тресте постоянно бегал по отделам с пакетами в руках. Впаривал своим, нисколько не стесняясь. На работе безопаснее и личное время тратить не надо – научная организация труда.

Самым добычливым местом для барыг в те годы была Тува.

И вот сидим мы в Ак-Довураке. Неделю уже как приезд отметили, с окрестностями ознакомились, благо в степи ничего волнующего душу не встретилось, все силы тратим на доблестный труд. И тут заявляется Лямкин. В руке маленький портфельчик для документации, а за спиною абалаковский рюкзак, большой, но тощий. Сели вечером поужинать. У него единственный вопрос – где поблизости магазины и что в них? Из вредности докладываем, что пива в поселке нет, а гастроном рядышком. Понимает, догадливый. Но гордый. Если нам неинтересно про барахло, то ему неинтересно про пьянку и футбол, а про рыбалку тем паче. Но остается политика. И бабы, конечно, куда мы без баб?

На другой день возвращаемся в гостиницу, видим, что рюкзачишко у него пополнел и настроение приподнялось, и местные порядки не так уж плохи, а главный механик вообще душевнейший человек – машину ему пообещал, по ближайшим деревням прокатиться.

С машиной что-то не срослось. Экскурсию перенесли на день. Но видно, что съездили небесполезно: рюкзак битком и сумка рядышком, вместительная, но еще не полная. Сумку, скорее всего, в рюкзаке привез, готовился. И не прогадал. Только радости почему-то не заметно, задумчивый какой-то. Но улов обмыть предложил, чтобы удачу не спугнуть. Выставил бутылку спирта, три банки мясных консервов открыл. Спирт, естественно, на работе добыл, угостили по случаю завершения проверки, а консервы магазинные, в деревне купил, в свободной продаже были, и недорогие. Нам предлагает взять у него по госцене. В городе тушенка по великому блату. Почему бы и не взять. До конца командировки почти месяц. Благодарим парня. Он машет рукой, не стоит, мол, благодарности, всегда рад помочь, с собой хотел увезти, да не подрассчитал, заехали в последний магазин, увидел там дубленку, а денег не хватает.

– Обидно, хоть вешайся, – говорит. – Всю жизнь мечтал, а тут вот она, протяни руку и забирай. Ни клянчить не надо, ни юлить, ни унижаться, отслюни паршивые рубли, и она твоя.

«Так не надо было перед этим жадничать», – говорим, – и на рюкзак показываем.

– Если бы знал. – И со слезою в голосе добавляет: – Мне рассказывали, что в Туве нет Советской власти, райское место, но я не предполагал, что увижу здесь дубленки в свободной продаже…

Разжалобил. Отдали ему деньги за ящик тушенки. И еще три сотни выпросил. Клялся, что вышлет сразу, как приедет в город. Телеграфом отправит.

Ага, выслал – держите карман шире.

Ни телеграфом, ни нарочным. В долг давать – под гору метать; долги собирать – в гору таскать.